Но за три года без Миши как-то так само собой сложилось, что гулять два дня подряд я не имею права. Объяснить это правило трудно. Сложилось негласно. День шляешься, день моешь окна, борщ варишь.
— И что нам, Людвиг, изобрести? — за истекшие полчаса пес умудрился подать мне пару идей, и я снова с надеждой заглядываю в крокодильи глазки.
Пес отворачивается, зевает и, простите, пукает.
Невероятно! Третья идея от собаки, в которой я подозревала не более грамма интеллекта!
— Будем варить гороховый суп! — озвучиваю я идею, пристегиваю Людоеда к поводку, и мы трусим к супермаркету.
Гороховый суп-пюре — любимое кушанье Музы Анатольевны, от которого она вынужденно отказалась. Через некоторое время после принятия внутрь бобовых со свекровью, мягко говоря, метеоризм приключается. А эта неприятность несовместима с жизнью в заоблачном обществе. Зато когда-то давно, выезжая на дачу в кооператив «Бетонный завод», Муза коробками закупала концентрат горохового супа в твердых брикетах и варила горох на завтрак, обед и ужин, с перерывом на полдник. Соседям по даче ее метеоризм не мешал.
Сейчас свекровь вынуждена отказаться от общества, так что никаких неудобств гороховый суп не доставит. Пусть сидит дома и лакомится. Супа я наварю литров восемь. Сколько в скороварку влезет.
У дверей супермаркета я привязываю Люду к железным поручням и иду выбирать самую сахарную, самую красивую мозговую кость и килограмм гороха. Попутно вспоминаю, что желудок Людвига стоит закрепить, и покупаю три пирожка с рисом и вареными вкрутую яйцами.
Кобель уважает гороховый суп не меньше Музы Анатольевны. И, зная Музу, я уверена — супа Людвигу обломится в дозах, несовместимых с нормальным пищеварением. Живот песика раздует, он начнет скулить и рваться на улицу каждые сорок минут.
Но Муза Анатольевна уверена — мы с кобелем не дружим. А значит, провинившуюся невестку можно наказать — обкормить пса горохом, пускай враги гуляют.
Чего нам и надобно.
Людвигу общество мозговой кости в прозрачном пакете нравится очень. То и дело пес обегает мои ноги, путается в поводке и пытается попробовать косточку, не доходя до дома.
— Потерпи, лапушка, — выпутывая его из кожаной тесемки, прошу я, и мы несемся к дому.
Во дворе на лавочке — выставка невест в годах и… джип соседа-растлителя, из открытой дверцы которого торчат ноги в голубых джинсах и кроссовках сорок восьмого размера. При моем появлении соседушки блещут фарфоровыми зубами, что-то в последнее время я много внимания стоматологии уделяю, ох, не к добру это! — сосед бодро шевелит кроссовками, захлопывает дверцу машины и быстро, целенаправленно движется в мою сторону.
— Батюшки! — стыдливо приседаю я, останавливаюсь у насеста с невестами и начинаю ждать вопросов о самочувствии Музы Анатольевны.
Но курятнику не до меня. Даже Маргарита Францевна пропускает нас с Людвигом взглядом и останавливается на точке где-то за моей спиной.
— Кхм, — кашель сзади басом.
Худшего со мной не могло приключиться. На виду всего двора развратник-бандит, притча во языцех и вставных челюстях, требует общения от невестки дорогой мадам Мухиной! Такого спектакля двор еще не видел.
— Здравствуйте, Лев, — бросаю через плечо и умоляюще смотрю на Маргариту Францевну.
Тонкие губы вдовы члена ЦК растягиваются в довольной улыбке. Не совсем понимая, в чем, собственно, дело, она бросается на выручку чужой невестке и ядовито сюсюкает:
— Добрый день, молодой человек, — и, спохватившись, добавляет: — Добрый день, Симочка.
По словам старика Фрейда, человек говорит правду, только когда оговаривается. Оговорка Маргариты Францевны показала — Сима Мухина курятнику без интереса. |