В среду они купили Глену щенка, а в четверг он пригласил Аду в кафе.

Она сидела напротив него, лёгкая, с тихими глазами, очень похожая на его жену в молодости.

Он устал от жизни, увидев же в первый раз Аду – захотел снова жить.

В пятницу, объявив свою волю и юридически отойдя от всех дел, он собрался лететь в столицу.

Личный самолет мистера Вэна стоял на выходе из ангара. С нетерпением он бросил плащ и газеты на соседнее кресло, набрал уже знакомый номер телефона. Гудки. Длинные, длинные, длинные… Чёрное бешенство ударило по глазам – поздний вечер, одна ли?

Она знала, зачем смотрит в кухонное окно и что должна сегодня увидеть в чистом ночном небе.

Полнолуние. Вот… Прошло всего лишь несколько минут, и неизвестная круглая тень надвинулась на сверкающую серебром Луну, остался исчезающий серпик. Вся затемнённая часть стала серо-розовой, очень непривычно, ярко и отчетливо проявились контуры морей и кратеров.

В прихожей глухо задребезжал телефон.

Легко вскочила со стула, щёлкнула светом.

– Да, я… Нет, Глен немного приболел, укладывала его спать, поэтому, наверно, и не слышала…

Ревели самолётные двигатели, даже через спинку обширного мягкого кресла прямо в сердце передавалась дрожь отчаянного разбега по взлётной полосе.

– Имею ли я право вот так…? Но я хочу об этом вам сейчас говорить! Я хочу сделать очень многое для вас… И для Глена.

Третий час они обсуждали его книгу.

Издатель быстро добился желаемого, но не скучал, а с удовольствием продолжал удивляться.

– Твоя рукопись – это…, это грубая мужская рубаха, на которой есть следы и крови, и пороха, остался на ней и пот сладкой женской истомы.

Мистер Вэн молчал и был невнимательным.

Глаза под лохматыми бровями сверкали, маленький стремительный человечек расхаживал по кабинету.

– Согласись, писательское ремесло похоже на удовлетворение плотских потребностей. Если человек графоман и может делать своими движениями приятное только самому себе, не ставя в известность окружающих и не интересуясь их мнением – это и есть самое настоящее рукоблудство! Если же автор, прежде всего, готов доставить удовольствие другим – он мужчина.

Я предпочитаю резкое, грубое начало: с первых же строчек, с первых движений героев – интрига, кровь, пот, мускулы, насилие – грубое овладение читателем! Но, заметь, я ничуть не пренебрегаю и прелюдией! Плавное развитие событий, неспешный подвод к самому главному, сияющему. Но не должен же автор заставлять читателя ждать, не должен затягивать вступление на целый том! Нужны короткие, сильные, точные действия. «Война и мир» или, допустим, описание природы у Фенимора Купера – чистой воды мазохизм! Бесконечное, растянутое на долгие зимние вечера, поглаживание женского бедра. И без результата…

– Извини, я должен позвонить.

– Она хороша?

– Мне обидеться до пощечины?

– Ну-ну, извини, не горячись. Значит, условия издания твоей книги…

Прыгнул, уселся удобнее на высоком стуле за обширным столом.

– Я подготовил полный текст нашего контракта, читай. Уверен, что мы с тобой всё подробно обсудили, но если… Поправки сейчас же внесут – и я готов его подписывать.

– Погоди. Выслушай меня очень внимательно. Измени контракт.

На обратном пути сначала было яркозвёздное небо, жадное стремление, сияющие глаза мистера Вэна.

Потом звёзды скрылись за внезапными облаками, за тучами.