Лиз на это было наплевать. Она решила, что все мужчины, даже лучшие из них, скучны, эгоистичны, тщеславны и неверны. Кроме того, свобода была у нее в крови, и ограничения, которые накладывало на женщину замужество, приводили Лиз в ужас. Нет, пусть всякие Грейс выходят замуж и поддерживают генофонд нации. Они наделены инстинктом продолжения рода. А Лиз предпочитала сохранить свою внешность, фигуру и, главное, свободу…

— Мне пять билетов. — Незнакомец небрежно бросил на скамейку, служившую прилавком, серебряную монету. — Я полагаю, это лотерея?

— Вы правильно полагаете, сэр.

Отдавая билеты, Грейс игриво улыбнулась.

— Ваш шанс один на сто.

Его глаза вспыхнули, но он мягко сказал:

— Вам придется объяснить свои расчеты.

— На каждые сто проданных билетов Лиз дает один поцелуй. Если мы продаем пятьсот билетов, то потом вытаскиваем из сумки пять номеров.

— Понятно. — Он сделал маленькую паузу, затем с оттенком презрения в красивом, низком голосе добавил: — Я продолжаю утверждать, что ваши поцелуи самые дешевые в мире.

— У нас на это есть причина, — впервые за все время произнесла Лиз. — Мы организовали эту летнюю ярмарку, чтобы помочь одному из местных фермеров, который попал под трактор. Он уже никогда не сможет работать.

— Примите мои извинения, — сказал мужчина, но его язвительный тон совсем не вязался с искренностью слов. С легкой грациозностью пантеры он направился к выходу, где стоял его автомобиль.

— Что за невыносимый человек! — Грейс подержала в руках монету и бросила ее в ящик. — Надеюсь, он не попадет в число счастливчиков.

— Если вытащишь его номер, положи назад.

— Как хочешь, но это нечестно.

— Я не буду целовать… этого!

— «Этот» сам тебя поцелует, — рассмеялась Грейс.

И добавила: — Ты ведь согласилась на эту лотерею ради шутки. Это же совсем не в твоем духе?

— Конечно.

Выразительные голубые глаза Лиз следили за высоким смуглым незнакомцем, пока он не скрылся из виду. У нее было странное чувство, что он пришел сюда специально, чтобы встретиться с ней. Конечно, это было нелепо. И все же ей казалось, что она его где-то раньше видела.

В гостиной Карлингтон-холла царило уныние. Тетя Роуз, съежившись, сидела на стуле около огромного камина; дядя Оливер, которому последние полчаса добавили лишний десяток лет к его семидесяти, уставил свои бесцветные глаза на младшую племянницу, чья белокура головка склонилась с выражением раскаяния и вины. Прабабушка бесстрастно вязала. В девяносто один год не страшит даже самое мрачное будущее.

Одна только Лиз была активна.

— Скажи что-нибудь, Вивьен. Не сиди с глупо опущенной головой! — Ее твердый как кремень взгляд, казалось, мог просверлить сестру насквозь.

— Я уже все с-сказала, — простонала Вивьен, поднимая заплаканное, в красных пятнах лицо. — Я хочу ввыйти замуж по любви, и ни ты, и никто другой не смогут не помешать.

— Ты всегда делала так, как тебе говорила Лиз, — с раздражением произнесла тетя Роуз. — Она лучше знает, что для тебя хорошо, и ты прекрасно понимаешь это.

— Вы имеете в виду, что для нее хорошо! Что хорошо для всех вас! Я не хочу, чтобы меня использовали… — Вивьен замолчала и съежилась под угрожающим взглядом сестры. Потом отважилась: — Я выйду замуж за Филиппа.