Зря я не послушалась папу… Он говорил, что большинство мужчин способны думать только о сексе, но я ему не верила. Мне казалось, ты не такой, но я, как видно, ошиблась.
— Твой папа научил тебя многому, — пробормотал Райан сквозь зубы. — Но ничему хорошему, к сожалению!
— Не смей говорить плохо про папу! — взвизгнула Мэнди.
— Разве я сказал что-то плохое?
— Сказал! И все время говоришь. Потому что я знаю — ты его ненавидишь!
— Вовсе нет. Я просто…
— Тогда почему ты отказался на него работать? — снова перебила она. — Почему?!
Райан почувствовал, что разговор уходит куда-то не туда. Впрочем, о чем бы он ни заговорил, Мэнди чаще всего сворачивала на его отношения с тестем, которые нельзя было назвать ни дружескими, ни даже уважительными.
— Сколько раз тебе повторять, — проговорил он с расстановкой. — Я занимаюсь независимым, художественным кино, а не кассовым ширпотребом. А твоего отца только деньги и интересуют.
— Да как ты можешь такое говорить! — Мэнди побледнела. — Как ты смеешь?!
— Ради бога, прекрати, — поморщился Райан, начиная терять терпение.
— Не указывай мне! Я сама знаю, что делать.
— Вот и отлично.
И до самого ресторана они больше не разговаривали.
* * *
— Какого черта вы решили назначить встречу именно у Джеффри? — прорычал Фил, чей «Рейндж Ровер» намертво застрял в колоссальной пробке на шоссе Пасифик-кост.
Люси пожала плечами.
— Не знаю. Это была идея Мэнди.
— Ну, конечно, — раздраженно буркнул он. — Достаточно Мэнди брякнуть какую-нибудь глупость, и мы все бросаемся ее исполнять. Вот чертова баба!
— Не забывай — за этот ужин платят они, значит, они и выбирают, — напомнила Люси.
— Мэнди, наверное, думает, что она — сам Гамильтон Гекерлинг, — усмехнулся Фил. — Неужели до нее еще не дошло, что ее отец — это одно, а она — совсем другое? Пора бы ей понять, что она — всего лишь его дочь, к тому же сама Мэнди ничего собой не представляет.
— Ты говоришь это только потому, — поддела его жена, — что тебе так и не удалось ее трахнуть.
— Что за чушь ты несешь? — разозлился Фил. — Мэнди меня вовсе не интересует хотя бы потому, что она слишком маленькая, а я люблю высоких женщин.
— Ты любишь женщин любого роста, размера и цвета кожи, — сухо заметила Люси. — Ты и лилипутку бы трахнул, будь у тебя такая возможность.
— Ничего подобного, — отрезал Фил с хорошо разыгранным возмущением. Люси говорила чистую правду, но он не собирался соглашаться с ней из принципа. — И вообще, что за бред ты несешь?
— Это не бред, Фил. Я же знаю, что говорят о тебе в городе и в студиях.
— Черт бы их всех побрал! — выругался Фил, яростно сигналя стоящему впереди пикапу. — Почему они стоят? Чего они все ждут?
— Они ждут, пока тронутся машины впереди, — рассудительно заметила Люси. Опустив противосолнечный козырек, она стала невозмутимо рассматривать свое лицо во встроенном в него подсвеченном зеркале. Ей очень нравилось то, что она видела. Люси совершенно искренне считала «Ботокс» величайшим изобретением человечества после минета: на ее бледно-розовой, гладкой, как фарфор, коже не было заметно никаких следов увядания. Кроме того, за нее — как ни парадоксально это звучало — был ее возраст, поскольку большинство звезд, вернувшихся в кино после вынужденного перерыва, были намного старше ее. |