— Сколько тебе лет? — Хозяйке борделя хватило одного взгляда, чтобы оценить хрупкую красоту пленницы. Мысленно она уже потирала руки, представляя, сколько денег принесет ей эта девчонка.

— Пятнадцать, — прошептала Аня.

— Пятнадцать лет, и уже не девственница, — пробормотала пани Гутовска. — Но хоть притворяться-то ты умеешь?

Аня кивнула, хотя и не совсем понимала, о чем идет речь.

— Раздевайся, — приказала «мама».

Аня невольно попятилась.

— Не валяй дурочку! — прикрикнула хозяйка. — Меня ты уже ничем не удивишь.

Покраснев от стыда, Аня стала стаскивать через голову платье. Сергею и в голову не пришло купить ей белье, поэтому под платьем у Ани ничего не было. Она стояла перед грозной хозяйкой в чем мать родила.

— Неплохо, очень неплохо… — пробормотала пани Гутовска, поднося к губам большую кружку крепкого сладкого чая. — Помыть да причесать, да еще проверить насчет вшей — и можно работать.

И она звонком вызвала Игоря, который стоял и подслушивал за дверью.

Именно в эти минуты Аня поклялась себе самой страшной клятвой, что настанет день, когда с ней будут обращаться как с человеком, а не с куском мяса. И тогда… тогда она поквитается со всеми, кто унижал и использовал ее.

Этот день придет. Аня не сомневалась в этом ни единой секунды.

11

— Я хочу устроить Райану сюрприз, — сказала Мэнди, когда они с Люси Стэндарт сидели в «Плюще». — Скоро у него день рождения — устрою ему праздничную вечеринку…

— А я подумываю о том, чтобы развестись с Филом, — ответила Люси, поправляя большие солнечные очки от Дольче и Габбана и гадая, видит ли ее проныра-папарацци, который, по ее предположениям, прятался в большом черном джипе, припаркованном напротив входа в кафе на противоположной стороне улицы.

— Господи! Что он еще вытворил?! — воскликнула Мэнди. На самом деле надо было бы спросить, с кем он это вытворил. Что мог вытворять Фил Стэндарт, было хорошо известно — второго такого бабника не было во всем Голливуде. Он был ужасным, ужасным парнем, но все его обожали.

— Он наотрез отказался помочь мне вернуться в кино, — процедила Люси мрачно. — Проклятый эгоист! К тому же Фил становится жутко ревнивым, когда ему это удобно. Знаешь, что он мне заявил? Ему, мол, не хочется, чтобы мужчины влюблялись в меня, как раньше.

— Ты серьезно? Ну, насчет того, что он тебя ревнует? Никогда бы не подумала! — Мэнди и вправду не верила подруге. Фил всегда казался ей человеком широких взглядов.

— Абсолютно серьезно! — подтвердила Люси, до глубины души возмущенная несправедливостью нарисованной ею самой картины. — Дай ему волю, и он бы запер меня в четырех стенах, чтобы я три раза в день готовила ему еду и ублажала его в постели в те дни, когда ему не удастся никого осчастливить. А ведь я не домашняя хозяйка, я — кинозвезда!

— Я уверена, что на самом деле он тобой гордится, — сказала Мэнди. — И боится тебя потерять. Конечно, ему не хочется, чтобы поклонники снова начали ходить за тобой толпами. Никакому мужчине это не понравится.

Но Люси ее не слышала, она патетически продолжала:

— Я пожертвовала своей карьерой ради семьи, ради детей! А теперь, когда я хочу вернуться в кино, этот эгоист не хочет и пальцем пошевелить, чтобы мне помочь! У-у, ничтожество!

— Кстати, как поживают дети? — вставила Мэнди.

— Прекрасно. Сейчас они с няней. Если б не она, я просто не знаю, что бы я сейчас делала.