Стало быть, теперь Декс узнает, что я еду в Лондон.

Интересно, что он почувствует, когда услышит такое известие? Может быть, начнет думать быстрее. Скажи мне что-нибудь хорошее, прежде чем я улечу!

Жду, и с каждым часом ожидание становится все более мучительным. Ни слова от Декса. Ни звонка. Ни письма. Я постоянно проверяю входящие, стоит появиться алому огоньку. Ничего. Бесчисленное множество раз начинаю набирать его номер, сочиняю длинное послание, которое все равно не отправлю. Удерживаюсь каким-то чудом.

Вечером перед отлетом звонит Хосе.

— К тебе Декс.

Меня захлестывают эмоции. Свадьбы не будет! Мой стакан не только наполовину полон — а прямо-таки через край! Радость тут же гаснет, едва я вспоминаю о Дарси — что будет с нашей дружбой? Догадывается ли она? Гоню прочь все эти мысли. Только Декс. Сейчас только он. Я бегу к двери.

Его лицо, мрачнее тучи.

— Мы можем поговорить? — спрашивает он.

— Да, — шепчу я.

Сижу очень прямо, словно в ожидании трагического известия. Он, точь-в-точь как полицейский, входит в комнату, держа в руке шляпу.

Садится рядом и начинает говорить.

— Эхо было очень нелегкое решение... Я действительно тебя люблю... просто не могу... столько передумал... я виноват... я не обманывал тебя... наша дружба... так трудно... очень беспокоюсь о Дарси... не могу этого сделать... семь лет... нам было нелегко... я хочу сказать... мне жаль... мне жаль... мне очень жаль... я всегда, всегда буду тебя любить.

Декс закрывает лицо руками, а я вспоминаю, как любовалась ими, когда мы ехали в такси по Первой авеню после вечеринки в мою честь. Незадолго до того, как он меня поцеловал. И вот к чему мы пришли. Конец. Я никогда его больше не поцелую.

— Скажи хоть что-нибудь, — говорит Декс. Глаза у него блестят, ресницы мокрые и оттого еще более черные. — Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь.

Откуда-то издалека слышу свой голос: да, я все понимаю, со мной все в порядке. Не плачу. Пытаюсь выровнять дыхание. Вдох — выдох. Вдох — выдох. Молчание. Нам больше нечего сказать друг другу.

— Иди, — говорю я.

Он поднимается и идет к двери. Мне хочется кричать, умолять его. Не уходи! Пожалуйста! Я люблю тебя! Передумай! Она тебе изменила! Но вместо этого просто смотрю, как он уходит — не колеблясь, не оборачиваясь для того, чтобы в последний раз взглянуть на меня.

Еще долго таращусь на дверь и вслушиваюсь в тишину. Хочу заплакать, чтобы хоть какой-то звук прервал ее, но не могу. Тишина становится еще невыносимее, когда я размышляю, что же мне теперь делать. Собирать вещи?

Идти спать? Позвонить Итону или Хиллари? В какой-то момент меня посещает мысль наглотаться таблеток и запить водкой. Накажу Декса, испорчу свадьбу, и мои собственные злоключения наконец закончатся!

Не сходи с ума. Всего лишь одно несчастье. Ты справишься. Я думаю обо всех — на Манхэттене или во всем мире, — у кого сейчас беда. Представляю себе их чувства и кажусь себе не такой уж одинокой. Да, многие сейчас, наверное, сходят с ума от горя. Мужья, которых оставляют жены после двадцати лет брака. Дети, которые плачут: «Не бросай меня, папочка, пожалуйста!» Конечно, нечего и сравнивать — кому больнее. У нас был всего лишь летний роман. Никто и не обещал, что он продлится до осени.

Встаю, иду к книжному шкафу и достаю коробочку из-под пастилок. Осталась последняя надежда. Если выпадет два по шесть — может быть, он передумает и вернется. Как будто произнося магическое заклинание, я дую на костяшки, точно так же, как тогда Декс. Трясу их в кулаке и осторожно, осторожно бросаю. Так же, как и в первый раз, один кубик останавливается раньше. Шесть! Задерживаю дыхание. Второй крутится, точечки мелькают, и я вспоминаю Паровозик Вилли. Опускаюсь на колени и не свожу глаз с кубика.