– …давай я тебе еще подолью, – ухаживала за ней Эллочка.

Вот добрая душа! Стоп. С чего это ей быть доброй?

– А где Телегин? – подозрительно скосилась Маша на пустующий стул.

– Жарко стало, он пошел переодеваться, – охотно объяснила Эллочка, подсаживаясь ближе к Маше.

– А где все?

– Хороводы водят. Ты пей, Машунь, пей, я тебе еще подолью. Или ты собираешься бежать за Телегиным? Я тебе по-дружески советую оставить его в покое, иначе… Ой, смотри, кто там стоит!

– Где? На углу? В белом свитере?!

Маша отвернулась, принявшись взглядом искать смуглого незнакомца. Тут подошла запыхавшаяся Роза Алексеевна с раскрасневшимся Суконкиным.

– Эллочка, а что вы Марии в бокал сыплете?

Маша увидела строго сдвинутые брови Тумановой. Та, оправдывая свою фамилию, начала представать перед ней как в тумане. Маша, чтобы удержать внимание, постаралась сосредоточиться и пересчитать коллектив. Раз – она, какая-то сонная, два – испуганная Эллочка, три – хмурый Суконкин, четыре – суровая Туманова, пять – сбежавший Телегин, шесть…

– А где Федоров?!

Федорова нашли под столом, он мирно спал богатырским сном, обнимая пустую бутылку из-под рома.

– Хорошо, что генеральный этого не видит, – вздохнула Роза Алексеевна и попросила Суконкина вытащить коллегу из-под стола. – Девушки, – она расправила брючины, как полы юбки, – закройте своими телами это непотребство! И все на выход.

– А как же новогодняя ночь? – возмутилась Эллочка. – Она только началась! И Боря сказал, что мы продолжим!

– Уже Боря?! Вот гад, – выдохнула Маша, тяжело поднимаясь со стула. – Я так и знала.

Ноги еле двигались, в голове шумело, а вся она хотела одного – спать. Едва удержалась, пока Суконкин вытаскивал Федорова, потом они вдвоем с Розой Алексеевной несли его из зала под одобрительные смешки многочисленных свидетелей. Роза Алексеевна держала Федорова за ноги, Суконкин за плечи, а Маша с Эллочкой прикрывали отход собой. И вдруг, возле самой двери, когда осталось ступить пару шагов в сумрак коридоров, Маша услышала со сцены нежную, лиричную песню о любви, исполняемую под аккомпанемент гитары. Пронзающий душу баритон лился ласково и нежно, вибрировал в ее сердце, заползая в его самые укромные уголки, оттуда устремлялся в мозг и ударял похлеще игристого вина. Маша обернулась. На сцене с гитарой в руках сидел смуглый незнакомец в белом свитере, пел и неотрывно смотрел на нее.

– Не может быть, – прошептала Маша, возвращаясь обратно к сцене.

Вблизи незнакомец был еще лучше, а песня в сто раз душевнее.

– Не может быть, – повторила Маша, цепляясь за пробегавшего официанта. – Кто это?!

– Это? Босс.

– Наш генеральный безумно красивый мужчина, – обомлела она, отгоняя от себя стойкий мираж, махнула рукой и потеряла равновесие. Бум-с! – и свалилась ему под ноги.

– С девушкой плохо, с девушкой плохо, – услышала она сквозь охвативший ее сон.

Последним, что увидела Маша, была склоненная над ней физиономия охранника:

– Не волнуйтесь, господа, сейчас поднимем ее на ноги, алкоголики – это наш профиль.

Алкоголики?! Она и алкоголики, пронеслось в ее одурманенной голове. Что он о ней подумает?! И Маша провалилась в самый глубокий сон в своей жизни.