Веня встал на защиту дедушки — так гора поднимается над другой горой, медленно засучивая рукава.

— Об этом моменте я мечтал долгие триста страниц своего расследования, — произнес он свистящим шепотом, который услышали даже в самых дальних уголках студии. — Чтобы намять кому-нибудь морду, проломить череп, пересчитать ребра, вырвать с корнем ноги и все остальное, что под руку попадет.

Певица Шторм, ойкнув, отскочила, а Кукушкина, айкнув, закрыла глаза. Оганезов нервно листал сценарий, бормоча:

— Разве драка запланирована? Разоблачение дедушки — есть, обвинение — есть, а вот драки нет!

Веня молча бросился в бой.

Цыпляев, не повернув головы, выставил вперед твердый кулак, на который Воробьев заученно наткнулся глазом, после чего добровольно отправился в нокаут. Гроза авторемонтников и разоблачитель морально неустойчивых дам повалился навзничь и остался лежать неподвижно, как уставшая и решившая прилечь отдохнуть пару миллионов лет гора.

— А теперь песня! — объявил Оганезов. — Вика, запевай! Зрители, кажется, заскучали…

— «Меня спасет любимый мой!» — заверещала певица, перешагнув через тушу, валявшуюся посреди студии.

Зал с воодушевлением подпевал.

— Дорогие зрители! Дебаты закончены! — объявил Оганезов, когда музыка смолкла и певица замолчала.

Плечистая девушка подняла транспарант, послушно грянули аплодисменты.

— Ну и ну, — сказали зрители, поднимаясь. — Ну и ну!

— Все это прекрасно, — произнес мой муж Вадик, — только что ж теперь будет? Мамакова мы все-таки убрали, однако передо мной маячит угроза ареста, а Кукушкина снята с выборов как подложное лицо.

— Ничего не будет, — рассмеялась я, аккуратно снимая белокурый парик Вики Шторм. — Обвинений тебе никто предъявлять не собирается, страховая компания принадлежала Мамакову, а ему сейчас светит срок за киднеппинг. Так что, милый, как торговал ты своими утятами — так и будешь торговать. Но уже не самостоятельно, а под чутким руководством. Согласно вчерашнему договору.

— Вот именно, — сказал Бульбенко. — К нашему «Супер-Утенку» мы присоединим ваше «Супер-Мыло», как и было договорено накануне. С районным гинекологом, когда он победит, мы как-нибудь столкуемся насчет подряда, пока он еще не обнаглел, как Мамаков… А все-таки хорошо, что мы от него избавились!

— И правда, Вадик, — сказала Вика Садильникова, снимая рыжий парик оскандаленной Кукушкиной. — После мухлежа с перебитыми номерами ты вряд ли на что-то можешь претендовать!

— Но я только воспользовался ситуацией!

— И добрым советом Милы Песоцкой? — съехидничала Вика.

— Вика, ты же знаешь, что с ней невозможно спорить…

— А ты не очень-то и пытался, — съязвила я, снимая через голову красное платье певицы Шторм. И, услышав по радио «Меня спасет любимый мой», добавила: — Ненавижу эту песню… Кто ее придумал, кстати?

— Я придумал… А что, прекрасная песня, — возразил Оганезов. — Главное, пипл хавает! Зал рыдает.

— А как противно целоваться с Севой Юрким! — добавила я. — Больше ни за что не буду! От этого белобрысого поросенка пахнет плесенью!

— Ладно, я от него избавлюсь, — согласился Оганезов, — если ты подпишешь бумаги на гастрольный тур по Крайнему Северу.

Вадик растерянно оглянулся на меня:

— Значит, ты не вернешься домой?

— Ты с ума сошел! — фыркнула я.