Веня уплыл мыслью в неземные мечтания. Картина вырисовывалась благостная — два кандидата, двойная работа, двойной тариф за срочность… О Муханове разузнать у этой самой Людмилы Курносой, метод прост: пара комплиментов, небольшой нажим, поцелуй между делом — и сведения в кармане. Вариант для неподдающихся клиентов (пара сломанных ребер и пожизненное искривление носовой перегородки) в данном случае исключался — Веня был слишком хорошо воспитан, чтобы использовать против дам силовые методы.

К Кукушкиной можно применить ту же технологию: случайное знакомство на пляже, романтическая ночь, разговор «за жизнь», жалобы на беспросветное мужское одиночество, обещание жениться, заведомо невыполнимое, — и дамочка расколется, как ошпаренный орех! К тому же рекламный плакатик на столе завораживал взгляд выпуклыми формами, обещая превратить тяжелую работу в приятное и совсем не опасное приключение.

А то еще можно из бородавчатой особы сведения про ее шефа Мамакова вытянуть и этой самой Людмиле Песоцкой за дополнительную плату впарить… Вот это работа: заработок выше крыши, а трудозатраты ниже плинтуса!

Однако дедушка Вениамин Прокофьевич, видимо умевший читать тайные мысли внука, нравоучительно заметил:

— Еще когда я тамбовскую банду в одна тысяча пятьсот шешнадцатом году выслеживал, был у нас один засланный казачок по прозванию товарищ Крутяков, он нам данные про банду поставлял. Но при этом в банде у нас был еще и товарищ Вотяков, он нам про Крутякова много чего темного на белый свет вывел. А не поймали бы мы товарища Вотякова и не проявили бы его темную сущность ни за какие коврижки, если бы товарищ Бандюков не рассказал бы про них обоих всей страшной правды. Разумеешь, о чем я говорю?

Веня ничего не понял из запутанной притчи-иносказания, но на всякий случай устыдился своей самонадеянности.

Удача сама плыла ему в руки. Осознав этот приятный факт, сыщик перестал беспокоиться за свою дальнейшую судьбу. И отправился за пивом, благо денег на его приобретение у него хватало. И, купив пива себе и дедушке, отправился отдыхать. И отдыхал он от трудов насущных ровно три дня и три ночи, пока заказчики не потребовали у него первых результатов, что было, в сущности, дикой наглостью с их стороны.

На третий день, вернувшись с очередным пивом, Воробьев застал дедушку в противоестественном увлечении телефонной трубкой. Дедушка поучительно вещал в черные эбонитовые дырочки:

— Еще когда я тамбовскую банду единолично разоблачал, то и тогда начальство не требовало от нас результатов в трехдневный срок… Потому что не имело оно в душе такой врожденной наглости, как вы, милая неизвестная гражданка…

Но «милая неизвестная гражданка» возмущенно булькала в трубку, не удовлетворяясь ссылкой на какие-то шестьдесят лохматые годы. Судя по заполошным квохчущим интонациям и космической обтекаемости выражений, то была доблестная носительница бородавки, ратовавшая за победу Мамакова.

— Что же это такое! — возмущалась она. — Мы за известные сведения платим известные деньги и желаем, чтобы в известные сроки нам предоставили эти известные сведения. А неизвестно за что в неизвестные сроки платить не намерены, не так мы воспитаны, господа.

Пришлось Воробьеву собственноручно разбираться со звонившей.

— Расследование движется, — солидно пробасил он в трубку, измерив взглядом пирамиду из пивных бутылок, скопившихся в углу. — Мы уже очень далеко продвинулись. Очень подозрительный тип этот Муханов, и усы у него, по всей видимости, тоже накладные.

— Все это мы и без вашего расследования знаем, — квакнула трубка. — Нам нужны бронебойные обвинения, улики, компромат!

— Будет и компромат с течением времени, — промычал сыщик, открыто изнывавший от жажды.