Должно быть, корреджидор так и истолковал взгляд Жака; по крайней мере он продолжал в пояснение:

— Но это еще не большая вина. Скверно то, что вы допустили пострадать монастырские интересы! Это непростительно!

— Но в чем же я нарушил интересы монастыря?

— Разве вы вчера ровно ничего не насбирали?

— Как ничего? Наоборот, сбор был довольно удачен.

— Ну, так куда же девался весь сбор?

— Как «куда девался»? Но ведь отец Амвросий отвел в монастырь осла и захватил суму…

— Постыдитесь! Осла привели вы сами вчера ночью! Но, конечно, вы были так пьяны, что еле держались на ногах и не можете теперь вспомнить происшедшее!

— Но это невозможно! Я отлично помню…

— А, так вы еще упорствуете? Ну хорошо же! Пусть сам отец Григорий разберет ваше дело! — и корреджидор повлек растерявшегося монаха к отцу-настоятелю.

О. Григорий встретил Жака чрезвычайно сурово и с места в карьер принялся отчитывать его за потерю монастырской сумы. Жак стал энергично защищаться; он рассказал все происшедшее с ним и в заключение воззвал к самому о. Григорию, который тоже был в таинственном доме и, следовательно…

— В каком таинственном доме? — сурово перебил его настоятель. — Вы бредите? Но ведь я целую неделю не выходил из монастыря? Малый еще не протрезвился и несет с похмелья чушь, — обратился он к корреджидору. — Отведите его в темницу, пусть он там проспит хмель!

Жака тут же повлекли в узилище, кинув ему связку соломы вместо ложа и поставив кружку воды да ломоть хлеба для пропитания на сутки. Воде Жак очень обрадовался: известно, что после неумеренного пьянства на следующий день бывает страшная жажда. Поэтому он первым делом накинулся на воду и залпом опорожнил всю кружку, не обращая внимания на какой-то странный привкус воды. Затем он улегся на солому и принялся мечтать о таинственной красавице, обещанной ему вчерашним чародеем.

Но скоро усталость и остатки хмеля сделали свое дело — Жаком овладела сонливость, и он заснул.

Вдруг в лицо ему ударил яркий свет, заставивший его проснуться. Перед ним с факелом в руках был паж Амедей, под мышкой у него был пакет. Развернув этот пакет и достав оттуда богатое пажеское одеяние, Амедей сказал:

— Да ну же, проснись, друг мой! Ты опять видишь во сне, будто ты монах! Одевайся скорее и проспись!

— Как тихо сегодня в монастыре!

— Это доказывает, что ты все еще спишь глубоким сном! — ответил ему Амедей.

— Я сплю? Но как же я могу ходить, разговаривать?

— Это тебе только кажется, а на самом деле этого нет! — Как странно! — прошептал растерянный монах.

— О, да, сны порой бывают очень странными! — согласился Амедей. — Вот, например, как, по-твоему, зовут тебя и кто ты?

— Я? Жак Клеман, монах ордена доминиканцев!

— Полно, друг мой! Это тебе лишь во сне представляется! На самом деле тебя зовут Амори, ты — сын сира де Понтарлье и состоишь на службе у герцогини Монпансье!

Они вышли из монастыря и углубились в сеть темных улиц. Жак жадно вдыхал свежий воздух. Вдруг паж Амедей оглянулся и испуганно вскрикнул. Жак тоже оглянулся, но не увидел ровно ничего. Зато и пажа Амедея он тоже не увидел больше: юноша исчез, словно растаял в воздухе!

Напрасно Жак звал, кричал — никто не отзывался. Пошатываясь побрел он по улице.