Ломбару было чрезвычайно жаль его, но он мало чем мог тут помочь. Он медленно шел за ним, беспрестанно курил сигареты, останавливался, когда останавливался тот, ждал, когда тот заходил в какой-либо подъезд.

Ломбар твердил себе, что это не может продолжаться вечно. Он не может двигаться всю ночь. Существо, шедшее впереди него, было всего-навсего человеком с обычным человеческим телом. Он должен где-нибудь остановиться на отдых. Он должен где-нибудь поспать, даже если для этого ему придется лечь под забором. Ему, конечно, все равно — что день, что ночь, но не станет же он бродить ночью по пустынным улицам, когда нет никого, кто мог бы опустить монету в кружку.

И, наконец, это время пришло. Ломбар думал, что оно уже никогда не наступит, но оно наступило. Он свернул в сторону, прошел мимо заборов и очутился на пустыре. Это был участок, по неизвестной причине оказавшийся заброшенным; казалось, сама природа пожертвовала его для нищих. Он со всех сторон был окружен домами и гранитными глыбами виадуков и надземки.

Его нора находилась где-то здесь, и Ломбару следовало быть очень осторожным, потому что (и он знал это) у слепых, как правило, очень чувствительные уши. Он увидел, как нищий вошел в дом. Теперь отступать было поздно, и он остановился у двери, чтобы узнать, куда тот пойдет дальше. При каждом шаге нищего раздавался отчаянный скрип. Он насчитал четыре таких звука, и через некоторое время до него донесся звук открываемой двери.

Подождав немного, он энергично вошел в дом, взбежал по ступенькам и открыл дверь. Перед ним были еще две двери, но он без колебания выбрал одну из них, потому что, если судить по звукам, за второй дверью находилась уборная.

Он посмотрел на дверь и прислушался. Света не было видно, да он слепцу и ни к чему, нищий привык обходиться без света. Но звуки из комнаты доносились. Он вновь подумал о животном в норе. Голосов не было слышно. Очевидно, нищий одинок.

Этого достаточно. Он постучал в дверь.

Движение за дверью мгновенно стихло. Прекратилось. Казалось, в комнате внезапно стало пусто. Испуганная тишина.

Он снова постучал.

— Разрешите? — упрямо сказал он.

— Кто там? — послышался в ответ тихий испуганный голос.

— Друг.

Голос стал еще более испуганным.

— У меня нет никакого друга. Я вас не знаю.

— Разрешите мне войти. Я вам ничего не сделаю.

— Я не могу вас впустить. Я здесь один и беспомощен. Я никого не могу впустить.

— Вы должны впустить меня. Я к вам ненадолго. Я только хочу поговорить с вами!

— Убирайтесь отсюда! — дрожащим голосом закричал нищий. — Убирайтесь от моей двери, или я из окна позову на помощь. — Но эти слова звучали скорее умоляюще, чем угрожающе.

Переговоры зашли в тупик. Ни один из них не двигался. Оба молчали, но каждый знал о присутствии другого. За одной стороной двери был испуг, за другой — решимость.

Ломбар достал из кармана бумажник и задумчиво осмотрел его. Самой крупной ассигнацией была пятидесятидолларовая бумажка. Там были ассигнации и меньшего достоинства, но он выбрал именно ее. Он опустился на корточки, сунул бумажку под дверь и встал.

— Нагнитесь и достаньте из-под двери то, что я положил, — сказал он. — Это докажет, что я не хочу вас грабить. Разрешите мне войти.

Он услышал легкий шорох, а вслед за этим начали отпираться многочисленные запоры и засовы. Наконец повернулся последний замок, и дверь приоткрылась.

— С вами кто-нибудь есть?

— Нет, я один. И я вовсе не собираюсь причинить вам какой-либо вред, так что не стоит нервничать.

— А вы не агент?

— Нет, я не полицейский агент. В этом случае со мной был бы коп, но я совсем один, со мной никого нет.