– Ну что, Анна Витальевна? Поможете нам… в нашей неприятности? – осторожно спросила Катя, не выпуская из рук трясущиеся пальцы дочери.

Анна Витальевна еще помолчала, потом проговорила медленно:

– Я бы не торопилась называть произошедшее с вашей дочерью неприятностью, Катя… Не надо заранее вешать ярлык…

– Простите, Анна Витальевна. Конечно, я неправильно выразилась. Простите. Но вы же видите, в каком состоянии сейчас находится Лёля… И нам бы хотелось побыстрее… Решить вопрос…

– А в каком таком она состоянии находится, интересно? В самом обычном состоянии для ее положения! Ну да, нервничает, конечно… Я предполагаю, еще и токсикоз ее замучил. Ведь так?

– Да, так. А у нее экзамены впереди. Потому мы и хотели бы как можно скорее… Помогите нам, пожалуйста, Анна Витальевна!

– Да помочь-то, конечно, можно… Да только нужно ли? Боюсь, что эта помощь окажется медвежьей услугой для вашей девочки, вот в чем дело.

– Как это? Почему?

– Да потому… Нельзя ей аборт делать, по всем показателям нельзя. Слишком большой риск. Может статься, что потом она вообще не сможет родить… Понимаете?

– Но… Как же тогда быть… – испуганно пролепетала Катя.

– Как, как… Обыкновенно, как! Рожать надо, вот и все! Не хотите же вы испортить судьбу дочери? И не смотрите на меня так, я знаю, что говорю, не первый год работаю, всякого повидала… И знаю, чем такие ранние аборты у многих девчонок заканчиваются! Знаю, как они потом по врачам ходят, мучаются, а забеременеть не могут, и никакое ЭКО им не помогает! У вас как раз такой случай… Нельзя вам делать аборт, нельзя! Если не хотите сделать несчастной свою дочь – нельзя!

Катя почувствовала, как перестали трястись в ее ладони Лёлины пальцы. Будто одеревенели вдруг. Повернула голову, глянула Лёле в лицо… Оно было бледным и злым, глаза смотрели на Анну Витальевну так враждебно, что ей стало даже неловко за дочь. И потому она еще сильнее стиснула в ладони Лёлины пальцы и даже встряхнула ее руку слегка, будто хотела сказать – опомнись, что ты…

Но жест ее произвел обратный эффект. Лёля вовсе не опомнилась, а наоборот, заговорила вдруг злобно и быстро:

– Да не хочу я никакого ребенка, не хочу, как вы не понимаете! Не надо мне! И не бойтесь, я к вам больше никогда не приду и ни о чем просить не буду! Пожалуйста, сделайте все побыстрее, прямо сегодня, вот прямо сейчас! Потому что я не могу больше, не могу, как вы этого не понимаете?

Видимо, злобный запал закончился слишком быстро, и в следующую секунду Лёля уже разрыдалась, да так громко и отчаянно, что Катя даже растерялась слегка… Никогда, никогда она не видела, чтобы дочь билась в такой истерике. Всегда такая спокойная девчонка была… Глянула испуганно на Анну Витальевну, будто хотела спросить – что делать-то?

– Да ничего, ничего… Не переживайте, – ответила та очень спокойно. – Это пройдет потом. Вот нормализуется гормональный фон, и пройдет…

– Но я не хочу, не хочу! Почему вы за меня все решаете! Кто вас просит! Не хотите делать аборт – и не надо! Я к другому врачу пойду, и он все сделает! – сквозь истерику прорыдала Лёля. – Мама, пойдем отсюда, чего мы тут!.. Зачем будем все это слушать!

– А ну, выйди сейчас же из кабинета! – вдруг сердито повысила голос Анна Витальевна. – Выйди, выйди! Посиди на кушетке в коридоре и успокойся! Сиди и жди мать! Ишь, раскомандовалась тут, надо же!

Лёля подскочила со стула, выбежала за дверь, и Катя тоже было хотела встать и выйти, но Анна Витальевна остановила ее:

– Погодите, Катя, мы еще не договорили! Останьтесь!

Катя послушно вернулась на свой стул, проговорила очень тихо, глядя в сторону:

– Что же теперь делать, в самом деле… Просто ума не приложу…

– А не надо ничего никуда прикладывать, оставьте свой ум в покое.