— Я уже в большой комнате все обои ободрал! И даже начал отдирать паркет!

Меня аж перекорежило. Паркет-то ему чем помешал? Дубовый, толстый, подогнанный дощечка к дощечке. Строители тогда строили не просто на совесть, а на страх и совесть. Все-таки не забывайте, какие времена были.

— Толь, а может, с паркетом это ты зря? — осторожно поинтересовалась я.

— Пусик, ты что! Качественный ремонт заключается не в косметическом латании дыр, а в полной отделке квартиры с нуля! Тот, кто не понимает этого, совершает очень большую ошибку, а потом долго мучается из-за нее. Сначала надо снять все лишнее вплоть до бетона, а уж потом начинать возводить что-то новое.

Терпеть не могу сюсюканья, особенно когда меня называют Пусиком, и мне очень не понравились его слова про бетон, поэтому я отправилась поглядеть на арену боевых действий. То есть, большую комнату.

Мамочки святы! Толькину б энергию, да в мирных целях! Передо мной предстала разоренная пустыня. Выжженная земля. Марсианская степь. Из комнаты было вынесено все, вплоть до мусора. Голые стены и вскрытые полы зияли бесстыдной пустой там, где еще вчера стояли шкафы с посудой, одеждой, мой письменный стол и диван с креслами. Черт побери, а куда он это все дел, спрашивается?

— Толя, — начала я вкрадчиво, — не соизволишь ли пролить свет относительно того, куда ты убрал мебель из большой комнаты?

— Как куда? — радостно ответствовал отрок. — Конечно же, в спальню!

Я взвыла белугой и кинулась в означенную комнату. Должна признаться, что относительно помещения, где может протекать мой сон, у меня есть единый и непременный бзик: оно должно быть свободным от лишних предметов. Матушка моя раскололась, что когда я была еще совсем маленькой, на меня во сне упала полка с игрушками. Полка, к счастью, была легкой, а игрушки плюшевыми, и заикой я тоже не стала, хотя и могла, но с тех пор я отказываюсь смежить глаза, если моя постель находилась в радиусе ближе двух метров от мебели любого вида и назначения. И Толя, между прочим, об этом прекрасно осведомлен. Фашист!

Так и есть! Единственной не заставленной горизонтальной поверхностью оказалась кровать. Все остальное было загромождено мебелью из большой комнаты и моими вещами, мешавшими Толе в осуществлении его грандиозных замыслов. Собственно говоря, добраться до кровати — и то было весьма проблематично. Либо взять на вооружение метод кенгуру, либо, напротив, согнуться в три погибели и пролезть под столом, чтобы потом вынырнуть из-под него как раз в районе лежбища.

Не в силах вынести столь печальное зрелище, я закрыла дверь и отправилась в кухню. Толик мигом поставил передо мной что-то горячее и, наверное, вкусное, но после таких потрясений у меня напрочь отбило аппетит. Для приличия поковырявшись в тарелке, я поинтересовалась:

— Толь, а может, подождать с этим ремонтом, а? Боюсь, моих средств на него не хватит. Сколько там, кстати, в заначке?

Когда и через двадцать секунд я не получила ответа на свой вопрос, я оторвалась от еды и пристально посмотрела на Толю. Человек шел красными пятнами и старательно прятал от меня глаза.

— Толя, сколько сейчас денег в моей заначке? — четко и чуть ли не по слогам спросила я мозоль своей жизни, не отрывая взгляда. Если он и чувствовал себя при этом, как на допросе в СС, то я была этому только рада.

— Ну… там… рублей пятьдесят осталось, — наконец, разродился Толя ответом, до этого еще секунд сорок старательно изображая передо мной крайнее смущение.

Я мысленно сосчитала до десяти, а когда это не помогло (и поглядела бы я на того, кому это может помочь!), резко выдохнула. Исключительно, чтобы не перейти на ненормативную лексику, которой я в силу выбранной профессии владела на уровне продвинутого филолога (чего только у нас на работе во время мозговых штурмов не наслушаешься).