Не произнеся больше ни слова, Маркус прошел мимо него, задев его рукав, и вышел из дома. Он чувствовал себя будто неумелый слуга, выгнанный с позором. Джордж был его учителем, которого он почитал, перед которым чуть ли не преклонялся многие годы. А теперь он с ужасом осознал, что чувство, обуявшее его, близко к ненависти. Им овладела постыдная, предательская мысль — почти надежда. Что, если случится так, что все западное крыло, все это предприятие придется закрыть, если вдруг произойдет несчастье: пожар, инфекция, скандал? Если иссякнет поток богатых пациенток, как сможет Чандлер-Пауэлл продолжать свое дело? Маркус попытался запретить своему воображению рисовать позорные картины, но остановить это было невозможно, и, вызвав отвращение у него самого, ему представилось несчастье, позорнее и страшнее которого не бывает — смерть пациентки.
11
Чандлер-Пауэлл подождал, пока затихнут шаги Маркуса, потом вышел из Манора — повидать Кэндаси Уэстхолл. Он не собирался тратить эту среду на споры с Маркусом или его сестрой, но теперь, когда решение принято, неплохо было бы выяснить, что собирается делать сама Кэндаси. Мало приятного, если она тоже решит уйти, но естественно предположить, что теперь, после смерти отца, она в следующем семестре захочет вернуться на свое прежнее место работы — в университет. Даже если это не входит в ее планы, ее работа в Маноре — она замещает Хелину, когда та уезжает в Лондон, и помогает в офисе — вряд ли может считаться достойной карьерой. Джордж терпеть не мог вмешиваться в управление хозяйственными делами Манора, но если Кэндаси теперь собирается от них уйти, чем скорее он об этом узнает, тем лучше.
Он прошел по дорожке к Каменному коттеджу в по-зимнему нестойком сиянии солнца и по дороге заметил, что у Розового коттеджа стоит заляпанный грязью спортивный автомобиль. Значит, приехал кузен Уэстхоллов, Робин Бойтон. Джордж вспомнил, что Хелина как-то упоминала об этом с заметным отсутствием энтузиазма; он подозревал, что ее чувства разделяют и Уэстхоллы. Бойтон не имел обыкновения заказывать коттедж заранее, но поскольку коттедж оказался не занят, Хелине, очевидно, трудно было найти повод для отказа.
Джордж всегда с интересом отмечал, как изменился вид Каменного коттеджа с тех пор, как в нем около двух с половиной лет назад поселились Кэндаси и ее отец. Кэндаси оказалась усердным садоводом. Чандлер-Пауэлл подозревал, что это было для нее единственным законным поводом отойти от постели Перегрина Уэстхолла. Сам он только раз посетил старика перед смертью, но знал (и догадывался, что об этом знает вся деревня), что старик был эгоистичным, вздорным и неблагодарным пациентом, ухаживать за которым — тяжкое испытание. И вот теперь, когда отец умер, а Маркус собирался покинуть Англию, Кэндаси, освободившись от этого чуть ли не рабства, несомненно захочет сама планировать свое будущее.
Кэндаси, в старом твидовом пиджаке и вельветовых брюках, заправленных в сапоги, которые она специально держала для работы в саду, чистила граблями лужайку позади дома. Густые темные волосы она спрятала под шерстяной шапкой, натянутой по самые уши. Шапка подчеркивала ее поразительное сходство с отцом: крупный нос, глубоко сидящие глаза под прямыми, кустистыми бровями, рот с длинными и тонкими губами. Волевое, бескомпромиссное лицо, которое, при том, что волосы были скрыты шапкой, выглядело одновременной мужским, и женским. Как странно, что уэстхолловские гены выпали именно так: ведь это у Маркуса, а не у нее, черты старика оказались смягчены почти до женственной нежности.
Увидев Джорджа, Кэндаси прислонила грабли к стволу дерева и подошла поздороваться.
— Доброе утро, Джордж, — сказала она. — Кажется, я понимаю, почему вы пришли. Я как раз собиралась сделать перерыв и выпить кофе. Заходите, пожалуйста.
Она провела его через боковую дверь, которой чаще всего пользовалась, в бывшую кладовку, где каменные стены и пол делали помещение похожим скорее на надворное строение, удобное хранилище вышедшего из употребления инвентаря. |