Иннокентия придется пока спрятать в спецбольнице МУРа. Там ребята понятливые, толковые, с формальностями проблем не будет, во всяком случае, первые несколько дней. И «подельщики» его не достанут, и Вера будет ни при чем. Петеньку увезли – и ладушки. А его папочка пусть посидит за решеткой из-за собственной глупости.

Кстати, Кешина уловка с Петенькой, по-видимому, сработала. Его супостаты были уверены, что мальчика в квартире нет. Иначе вломились бы и в комнату к соседке, церемониться бы не стали. Не случайно же кто-то наведывался под утро еще раз. Искали Кешу? Или приходили за его сыном? Вероятнее всего, второе, поскольку Кеша на их глазах угодил под машину, а времени разбираться, задавило его или нет, не было.

Безумно хотелось курить, я полез за сигаретами и вспомнил, что три дня назад в очередной раз «завязал». Пришлось тронуться в сторону работы, а по дороге купить пачку «Столичных». Закурил, и в голове немного прояснилось.

Первостепенным теперь оказалось другое: необъяснимо разговорчивый покойник. Врачу резона нет врать, его совершенно не интересует личность пострадавшего, главное – спасти. А какой резон врать у Саши? И даже если допустить, что ошибся доктор Герасимов, перепутал, скажем, пациентов – у нас все бывает, – то все равно, каким образом Водолажскому удалось за несколько оставшихся до выстрела секунд разглядеть человека в соседней комнате? Да еще вахтер объявился, из соседнего учреждения, свидетель – чуть ли не закадычный Кешин друг. Москва, конечно, большая деревня, но не настолько же!

Когда я, надежно упрятав Кешу в спецпалату-одиночку, вернулся в прокуратуру, Саши не было на месте. Секретарша сказала, что его срочно вызвали в Бутырку: вроде бы кто-то из наших с ним «клиентов» решил дать показания. Точно она не помнила, потому что именно в этот момент позвонили ей.

– От Генерального прокурора? – не удержал я ехидный вопрос.

Наша Галочка славится тем, что воплощает идеал секретарши в понимании кинорежиссера. Бесконечный треп по телефону с подругами и поклонниками, злоупотребление косметикой. А уволить нельзя – у нее папа-депутат. А еще мама – чей-то референт, черт их разберет, в самом деле! Блат, он и при рыночных отношениях блат.

Пока Галочка переваривала вопрос и собирала слова, прошел к себе. Сел за стол, достал – пока тонюсенькую! – папку с делом. И тут же обнаружил отсутствие записи показаний раненого, то есть уже покойника. Обычно Саша таких промахов не допускал. Ну, ладно, вахтером занимались другие, они еще могли даже не вернуться с места происшествия. Но Саша-то? Может, отдал Галине перепечатать?

Галочка в ответ на мой звонок возникла в дверях кабинета символом оскорбленной невинности. Мне было не до ее актерских заготовок, поэтому зря старалась.

– Галя, Саша не оставлял вам ничего перепечатывать?

– Оставлял какой-то словесный портрет. Уже заканчиваю, Пал Палыч, через десять минут принесу.

– Галя! Солнце мое, сколько там страниц, в этом словесном портрете? Двенадцать? Десять? Пятьдесят пять?

Мы оба прекрасно знали, что такие документы занимают одну страницу. Пять минут перепечатки.

Через пятнадцать минут бумага была передо мной. Все чин чином, описан действительно Кеша. Но так описать его мог бы, например, я, проведший с ним несколько часов подряд. У покойного были секунды, а он не назвал только цвет глаз.