Судьба Розалии волновала его куда меньше.
– А что, мы уже берем заложников? – с деланным возмущением спросил Кало. – Они мне сказали, что хотят уехать, и я отвез их в аэропорт Пунта-Раизи. Что ж я еще мог поделать?
Бруно единым духом осушил стакан сока.
– Эта чокнутая сама не понимает, на что нарывается! – воскликнул он с тревогой.
– Ты имеешь в виду арабского подонка? – спросил Кало.
– А кого же еще? – он с гневом смотрел на крестного, продолжавшего есть, словно после месячного поста.
– Этой ночью мы ему сервировали такое блюдо, – заметил великан, вытирая рот, – что у него своих дел будет по горло. Кроме того, он не знает, жив ты или мертв, а главное, никто ему не докладывал, что ты сохнешь по этой девице. – Он смахнул с рубашки приставшие крошки. – Никому и никогда в голову не придет, что какая-то женщина может быть так дорога Барону, чтобы стоило брать ее в плен.
Разница между Бруно и Кало состояла в том, что великан, гораздо более сдержанный и хладнокровный, не потерял способности рассуждать.
– Ну почему она решила вдруг уехать? – спрашивал Бруно, обращаясь скорее не к крестному, а к самому себе.
– Ты меня спрашиваешь? – изумился великан. – Уж кому знать, как не тебе, после того как ты с ней обошелся вчера вечером.
– Слушай, не вмешивайся не в свое дело! – вскипел Барон.
– Я только говорю, что думаю.
– Да вы просто сговорились против меня! – Бруно искал ссоры, чтобы выпустить пар.
– Ну, если тебе так жаль, что она уехала, – посоветовал Кало, – что ж, беги догоняй ее.
Спокойствие Кало выводило Бруно из себя.
– Язык у тебя без костей, вот и мелешь чепуху, – бросил он со злостью.
Голубые глаза Кало грозно сверкнули.
– Твоя жена только что умерла, – загремел он могучим басом. – Твой сын остался в стране, где вот-вот случится переворот, тебя самого едва не убили, а ты тут строишь из себя обманутого любовника!
Бруно почувствовал себя пристыженным: в словах Кало была правда. Барон смутился, как напроказивший школьник.
– Женщину не удержать цепями, – продолжал великан уже чуть мягче. – Ты, Бруно, вроде бы и не дурак, но стоит тебе влюбиться, как ты перестаешь соображать. В шестнадцать лет, если помнишь, ты собирался сбежать с тридцатишестилетней.
– Карин ничего не поняла, – упрямо сказал Бруно, наклонив голову.
– Она поняла, что влюблена в тебя, – вновь ожесточился Кало, – в человека, наименее подходящего для порядочной женщины. Она поняла, что единственный способ спастись – это бежать и забыть тебя.
– Найди ее! – приказал Барон. Его стальные глаза сверкали гневом. К нравоучениям Карин добавились нравоучения Кало. Оба они были глухи к состоянию его души, к его чувствам, и эта глухота оскорбляла его.
Кало узнал в яростном порыве Бруно крутой и властный нрав старого барона, его решимость и настойчивость в преследовании своей цели.
– А я и не собирался терять ее из виду, – невозмутимо заметил он.
Бруно вздохнул с облегчением.
– Где она? – Знать, где она, было для него утешением.
– Мы это скоро узнаем, – ответил Кало. – Микеле Фьюмара следит за ней. И последует за ней повсюду.
Барон взглянул на него с благодарностью.
– Отлично, крестный, – улыбнулся он. – Теперь мы можем приняться за работу. |