Временами виконту казалось, что словно он застрял в меде.

Проблема заключалась в том, что Сезар слабо представлял, что именно будет на войне делать.

Он не мыслил себя офицером, командиром. Для того, чтобы вести войска в бой, требуется совершенно определенная разновидность мужества, а Сезар таковою не обладал. Он не любил отвечать за людей и полагался лишь на самого себя, будучи по жизни одиночкой. Командование никогда не являлось его сильной стороной. К морю Сезар относился настороженно и знал, что на палубе линейного корабля будет чувствовать себя лишним, а заодно и всем мешать. К тому же на флоте знакомств виконт не имел. Зато у него был знакомый в пехоте – давний друг отца и частый гость в доме де Моро в прежние времена.

Именно ему, полковнику де Дюкетту, командующему двадцатым полком третьей пехотной дивизии французской армии, находившемуся в тот момент в Бордо, виконт написал еще в декабре пятьдесят третьего, выразив желание послужить своей стране, однако и изложив сомнения по поводу того, удастся ли это достойно сделать. В конце концов, Сезар не получил офицерского образования в специальном заведении, да и не стремился отбивать должность у какого-нибудь честолюбца. Виконт надеялся, что де Дюкетт развеет его сомнения и найдет какой-либо выход. Однако в первом ответе полковника выход предлагался только временный.

«Мой дорогой друг, – писал де Дюкетт, – всецело одобряя Ваше желание послужить Франции, я тем не менее не вижу пока, чем Вы могли бы здесь заняться. Сейчас, когда война не объявлена (а Господь может решить так, что она и вовсе не состоится – вдруг император Николай не столь прочен, как кажется!), здесь больше разговоров, чем действий, и даже турецкий провал при Синопе почти ничего не изменил. Если что-то и начнется, то не раньше весны, и тогда я всенепременно Вас извещу и попробую подыскать Вам занятие. Пока же оставайтесь в Париже, передавайте мое почтение мадам де Жерве, к коей Вы вхожи, и ждите известий».

В принципе, полковник был прав: армейские интриги только тем и отличаются от светских, что в них существенно меньше женщин, а так все то же самое. Пока не начались собственно военные действия, пока шли маневры и перемещение войск, Сезару оставалось бы таскаться за полковником и слушать бесконечные штабные разговоры. И потому виконт провел зиму в Париже, навестив в январе Ивейн в Лейпциге. Однако даже визит к возлюбленной не развеял охватившую Сезара тоску.

Пикировки с Видоком, разгадки парижских тайн, посещение салона блистательной мадам де Жерве и тонкие разговоры об искусстве – все это перестало занимать виконта. Он дни и ночи просиживал в кабинете своего особняка на улице Вожирар, читая газетные статьи одну за другой и погружаясь в пучину гордости, претензий и дрязг, которая по недоразумению называлась международной политикой.

Наконец двадцать седьмого марта огромные заголовки сообщили о том, что война началась. Сезар немедля написал полковнику снова, получил ответ, извещавший о смотре в Галлиполи второго мая, а также приглашение прибыть туда, и принялся готовиться к отъезду, стремясь поскорее завершить дела. Это и сыграло с ним злую шутку.

Одним из незавершенных расследований являлось дело хваткого парижского вора, получившего в прессе прозвище Угорь и сноровисто обчищавшего дома богачей. Сезар бы не взялся за это, оставив разбойника на волю парижской полиции, однако случилось так, что ловкач забрался в особняк мадам де Жерве и унес шкатулку с драгоценностями.