«Еще совсем недавно, — писал он, — вокруг королевского дворца в Вене существовал парк, куда по вечерам, незаметно, приходила молодая женщина, чьи шаги, однако, выглядывавший из окна герцог Рейхштадский слышал издалека.

 Эта молодая женщина была первой и последней улыбкой сына императора.

 Фанни Эльслер покинула Австрию. Ей там больше нечего было делать. Она не в силах была танцевать в Вене после того, как навек закрылись полные блеска и жизни глаза, смотревшие на нее с такой любовью. Теперь, когда ложа молодого принца пуста, Фанни нечего делать в Вене. Отныне она принадлежит прекрасному французскому королевству, преданным и восторженным поклонникам из славного города Парижа».

 Танцовщица превратилась в настоящую властительницу, которую парижский народ, остававшийся в душе бонапартистом, готов был славить криками: «Да здравствует Император!» и «Долой Луи-Филиппа!»

 Поэтому когда 15 сентября Фанни дебютировала на сцене Оперы в спектакле «Буря», публика устроила ей настоящий триумф. На протяжении многих месяцев тысячи зрителей из всех провинций Франции приезжали, чтобы поаплодировать «той, которая любила римского короля…».

 К сожалению, в 1835 году бонапартистов и поклонников Фанни, по образному выражению одного мемуариста, «окатили ледяным душем». Редактор «Театральной газеты» опубликовал статью, решительно опровергавшую все то, что утверждали Шарль Морис и Жюль Жанен:

 «Нам говорили и неоднократно повторяли, что молодой принц, родившийся на ступенях прекраснейшего трона Европы и похищенный у жизни тяжкой болезнью три года тому назад, был страстно влюблен в м-ль Фанни Эльслер и умирал с именем прекрасной немецкой танцовщицы на устах. Говорили и многое другое, чего я не стану тут повторять. Но существует истина, опровергающая домыслы историков, и от ее имени отвечу я. Мне известно от большого любителя венской Оперы, от преданного и горячего поклонника сестер Эльслер, что сын Наполеона (раз уж приходится его назвать) никогда не видел ни в театре, ни где-нибудь в другом месте артистку, по отношению к которой ему приписывают столь нежные чувства. И пусть кто-нибудь опровергнет меня, если сможет. Мой венец находится здесь, рядом со мной, и в любую минуту готов поддержать опровержение, которого я являюсь лишь эхом».

 Где же истина?

 Вот ее мы и попытаемся отыскать.

 Но сначала — кто такая Фанни Эльслер?

 Молодая двадцатичетырехлетняя немка, отец которой, уроженец Силезии, был слугой у Гайдна. После художественного образования, полученного у хороших педагогов, она дебютировала в театре Кернтер-Тор, где публика восхищалась ее грацией и красотой. А вскоре богатый и могущественный шевалье де Генц, бывший на сорок четыре года старше ее, заметил Фанни и стал ее любовником.

 Через него она познакомилась с Меттернихом и бывала у графа Прокеш-Остена, близкого и неразлучного друга Орленка…

 После смерти покровителя, случившейся в 1832 году, Фанни стала любовницей одного берлинского танцора. С тех пор как она поселилась в Париже, она вела себя в высшей степени благоразумно, никогда не держа более трех любовников одновременно, что для танцовщицы в те времена было равносильно монашескому воздержанию.

 Парижская Опера и правда имела тогда репутацию прибежища нераскаянных грешниц, потаскух и бесстыдных куртизанок.

 Когда одна из них, Полин Дюверне, отказалась от ста тысяч франков, предложенных ей знатным русским господином, весь кордебалет был возмущен этим до глубины души.

 — Ты никогда не станешь великой танцовщицей! — говорили они ей.

 Но она сумела реабилитировать себя весьма необычным образом.

 Когда некоторое время спустя после того разговора молодой секретарь посольства предложил ей свою жизнь, она лишь мягко заметила:

 — Все это, месье, только слова.