План ее был прост и в то же время свидетельствовал о редкостном чувстве политической интриги: она решила уговорить принца Конде, одного из самых богатых людей Франции, завещать все свое имущество герцогу Омальскому, сыну герцога Орлеанского, с тем чтобы последний в знак благодарности согласился признать законным все то, что было завещано ей.

 Ее доля наследства становилась, таким образом, чем-то вроде комиссионных за ту великолепную сделку, которую она позволила осуществить герцогам Орлеанским.

 О своих планах она рассказала Талейрану. Экс-министр иностранных дел был, разумеется, в восторге от макиавеллического плана баронессы. Он пообещал ей свое содействие.

 — Заходите ко мне в пятницу, — пригласил он. — Вы встретитесь с герцогом Орлеанским. Могу вас заверить, вы очень скоро станете одной из его подруг.

 Талейран не ошибся. Вне себя от радости при мысли, что громадное состояние принца Конде может попасть в руки его сына, будущий король Луи-Филипп повел себя чрезвычайно галантно по отношению к г-же.де Фешер и пригласил ее в Пале-Рояль.

 Бывшая лондонская проститутка тут же вошла в круг ближайших друзей герцогов Орлеанских.

 Ее обласкали, угощали конфетами, делали комплименты ее туалетам, а Мария-Амелия писала ей письма, о тоне которых можно судить по следующему отрывку:

 «Я очень тронута, моя дорогая, всем, что вы рассказали о ваших хлопотах для нас… Поверьте, я никогда этого не забуду. Всегда и во всех обстоятельствах вы найдете в нас и для себя, и для ваших близких поддержку, за которой вы ко мне обратились, и порукой тому будет служить благодарность матери».

 Когда баронесса бывала чем-нибудь расстроена, всех в Пале-Рояле охватывало ужасное беспокойство, а будущий король французов с растрепавшейся прической и обвисшими бакенбардами торопился в Пале-Бурбон. Однажды при подобных же обстоятельствах с ним произошла удивительная история. Вот что об этом рассказывает граф Вильмюр:

 «В момент прибытия герцога Орлеанского г-жа де Фешер принимала ванну, причем принимала ее в сидячей купальне, одном из хитроумных механических устройств знаменитого Лесажа. Баронесса быстро вышла из воды, но, торопясь забраться в постель, забыла откинуть доску, скрывавшую купальню и служившую сиденьем в ванне. Такого рода мебель, бывшая в те времена в большой моде, стояла рядом с кроватью баронессы. Луи-Филипп, довольный тем, что Софи Доуз согласилась его принять, устремился к креслу, которое, казалось, специально дожидалось его, и в тот же миг, к своему большому удивлению, провалился в купальню.

 И как он ни старался, как ни барахтался, ему не удавалось выбраться из этой водяной ловушки!

 Зрелище было столь нелепым, что г-жа де Фешер, позабыв о всяком почтении к Его Королевскому Высочеству, разразилась неудержимым смехом. Но в конце концов, она прониклась сочувствием к горестному положению своего гостя и предложила вызвать кого-нибудь из его людей, чтобы помочь ему вылезти. Она пыталась втолковать герцогу, что без помощи он не выберется из купальни, учитывая несколько тяжеловатую нижнюю часть его тела.

 Луи-Филипп умолял ее никого не звать, опасаясь, что приглашенный на помощь выездной лакей разболтает о случившейся с ним неприятности всем слугам в Пале-Бурбон, а те, в свою очередь, разнесут это по всему городу, и уж тогда все кому не лень начнут потешаться над ним.

 Поэтому он возобновил свои попытки и опять неудачно, потом еще и еще, но обрести свободу не удавалось;

 бесконечные барахтанья нарушили симметрию его прически, и это еще больше развеселило баронессу. Наконец она предложила позвонить и вызвать свою камеристку — девушку, по ее словам, на удивление скромную и неболтливую.