Изменить размер шрифта - +
И чувство безысходности, потому что нет денег ни на хороших врачей, ни на лекарства. И иссушающая душу ненависть к виновнику маминой тяжелой болезни. И желание поквитаться с обидчиком. И унизительное ощущение собственного бессилия из-за того, что месть пока неосуществима. Весь этот клубок отрицательных эмоций нужно было молча скрывать, чтобы никто ни о чем не догадался. Если бы мама узнала, какие мысли бродят в голове дочери, это бы ее окончательно добило.

В то время Регина ощущала себя старше и мудрее матери, они словно поменялись местами. Мама всю жизнь была идеалисткой, доверчивой, бесхитростной и наивной. А Регина все же не только ее плоть, но и дочь своего отца и потому практична, реалистична, на мир смотрит без розовых очков. “Кто чей ребенок?” — полушутливо-полусерьезно спросила ее однажды подруга. Да, в определенной степени Регина всегда опекала мать. Правда, раньше ее мама была другой — энергичной, деловой, деятельной. Тогда советы дочери касались лишь чисто житейских и женских аспектов. Мама никогда не умела одеваться, не любила тратить на себя деньги, по старой памяти пыталась экономить на мелочах, и Регина ее “перевоспитывала”.

В тот тяжелый период мама совсем сникла и потеряла себя. От прежней энергичной женщины ничего не осталось — постарела, поседела, махнула рукой и на себя, и на собственное здоровье. “Мне незачем жить, — твердила она дочери. — Я для тебя обуза. Ты тратишь на меня свои молодые годы, вместо того, чтобы устроить собственную судьбу. Не стоит, дочуля, я уже не живу, а существую. Скорее бы уж конец этому жалкому прозябанию”.

Регина всерьез опасалась, что мать покончит с собой. Прятала от нее лекарства, сама давала ей таблетки, кормила чуть ли не насильно, даже устроилась работать на полставки, чтобы уже в три часа быть дома. Ночью мама не могла заснуть и дремала всю первую половину дня, а Регина скрепя сердце уходила на работу. Приходя домой, постоянно находилась в комнате матери, боясь оставить ее одну. Читала ей, уговаривала посмотреть вместе фильм, разговаривала с ней, уверяла, что она скоро поправится, и опять в их доме зазвучит смех. Иногда больная верила, и тогда на ее лице появлялась улыбка, но чаще мамины глаза оставались тусклыми и печальными. “Моя жизнь кончена”, - читала Регина в ее грустном взгляде, и сердце разрывалось от любви и жалости. И тем сильнее нарастала злость на того, кто довел ее замечательную маму до такого состояния.

Кирилл ей нравился. У Регины было много поклонников, и он казался не худшим из них. Пусть немного инфантилен, самонадеян, чуточку хвастлив, но в целом характер парня ей импонировал. Возможно, после свадьбы у них сложились бы приемлемые отношения. В паре нередко бывает, что один любит, а другой лишь позволяет себя любить. Неплохая основа для брака — при условии, что любящий не требует от своей половины ответных чувств.

Допустим, они бы все же поженились. Кирилл переехал бы к ним — Регина и мысли не допускала, что оставит беспомощную мать. Здесь два варианта развития событий. При первом ей придется уделять немало времени супругу в ущерб маме. Этот вариант не годится. При втором — она по-прежнему заботится о маме, невольно обделяя мужа. И в конце концов тот заявит: “Ты посвящаешь все свое время матери, но и я имею право на твое внимание!”

Кирилл не опора, ему зарплаты даже на свои нужды не хватает. Да и не любила его Регина так, чтобы потерять голову и забыть о дочернем долге. В противном случае не стала бы просчитывать — смогут ли они прожить на их скудные средства и обеспечить маме надлежащий уход.

Вместо того, чтобы найти способ обеспечить будущую жену, как сделал бы настоящий мужчина, Кирилл встал в позу разобиженного подростка: “Ах, она меня отвергла!”, - и через полгода женился на Лине.

Идея, с которой он носится сейчас: они оба разведутся, а потом поженятся — это очередные инфантильные грезы.

Быстрый переход