Как же, спросите, я с таким вот страхом все же вышла замуж? Очень просто. После смерти мамы родственники дали мне возможность доучиться в музыкальной школе, а потом я поступила в училище. Тут меня начали сватать, чтобы поскорее устроить мою жизнь. Они все уже старые были, мои дяди и тети, хотели поскорее до конца довести то, что маме обещали — поставить меня на ноги и устроить. Знакомили меня с какими-то красивыми и ловкими молодыми людьми, тоже евреями, которые хотели жениться на ленинградке. Многим я нравилась, но я каждый раз плакала, что огорчаю своих родных, и отказывалась. А однажды пришел к одному из моих дядей его друг, сорокалетний вдовец, тоже хотел жениться, просил подыскать ему спокойную добрую женщину, которая могла бы заменить мать его двенадцатилетней дочери. Вот этого человека я не испугалась, а девочку мне страшно жалко стало: я ведь тоже в двенадцать лет осиротела. Борис Николаевич на меня и внимания не обратил, сидит девчонка в уголке и слушает. А когда он ушел, я набралась смелости и сказала дяде, что вот за этого человека я бы вышла замуж без страха. Дядя удивился, пытался меня отговорить: «Ты сама еще ребенок, где тебе дочь воспитать!» — и отказался меня сватать. Но тут я совершила единственный героический поступок в своей жизни. Как только Борис пришел еще раз к дяде вместе с дочерью, я зазвала Ленусю к себе в комнату и все прямо ей сказала: и кто я сама и что хочу заменить ей мать, Ленуся моя расплакалась, обняла меня и тут же назвала мамой. Ну, а с папой своим она нас в три дня сосватала. Стали мы жить втроем, и страхи мои скоро меня оставили, разве что когда приснится что…

Вот. А первой любви так и не было, как видите…

История девятая,

рассказанная театральным режиссером Эммой и повествующая о первой любви, объектом которой она стала, о соблазненном и покинутом художнике сцены и о том, что порой тому, кто соблазнил и покинул, тоже не позавидуешь

Я вам расскажу о том, как сама стала предметом первой любви, причем любви самоотверженной и, если хотите, безумной.

Первый мой брак, еще студенческий, был и неудачен, и недолог: через год развелись, благо новые законы вышли, ускоряющие этот душетравительный процесс. Расстались мы с моим сокурсником, и я сразу же вышла замуж за другого, тоже актера, но уже знаменитого в прошлом, а тогда пожинавшего остатки былой славы. Сейчас он вовсе спился и исчез с моего горизонта, но тогда я считала, что брак у нас очень удачный. Единственное, что меня изводило до бешенства, это его постоянные любовные истории. Как только ему давали новую роль, он тотчас влюблялся в партнершу по сцене. Билась я билась с ним и решила, что единственный для нас выход, если я хочу сохранить этот брак, — ехать играть в провинцию. Дали мне место режиссера в только что открытом театре в одном из новых городов Сибири.

Бросили мы Ленинград и поехали. Муж соблазнился тем, что в провинции, да еще при жене-режиссере, ему обеспечены все главные роли. Так оно и вышло. Начала я прямо с постановки «Ромео и Джульетты», и он получил роль Ромео, хотя по возрасту и по виду уже годился разве что для Фальстафа. На Лира он не тянул талантом. И, как легко догадаться, начал он изучение роли с того, что влюбился в Джульетту. Джульетта у нас была само очарование: молоденькая девочка, только что кончившая театральное училище, глазищи на пол-лица и фигурка точеная. От моего поношенного Ромео она, естественно, пришла в бурный восторг. Его потому на молоденьких и тянуло, что женщина постарше вмиг бы разглядела всю мишуру его чувств. Начался для меня ад. Провожу репетицию, а мой мерзавец, ничуть не стесняясь, своей Джульетте глазки строит, ручки пожимает, а роль, между прочим, ведет скверно: и слов не помнит, и все интонации у него фальшивые. Ну, какой же Ромео в сорок с лишним, подумайте сами! Актеры, помреж, рабочие сцены — все всё видят и на меня косятся, кто сочувственно, а большинство со злорадным любопытством.