— Я еще пойду, — сказала Женя, потому что ей очень понравилось самостоятельно собирать грибы и обеспечивать тем самым семью пищей. Она уже придумала, как дед будет хвалить ее и ею гордиться. А мама скажет, будто с завистью:

— Ну, надо же.

Последняя похвала была бы особенно приятна — мама редко хвалила Женю. Но теперь другое дело. Еще бы: они с Дженни сами нашли грибы. И сами собрали. Как здесь не загордиться. Это каждый грибник понимает… И Женя принесла еще две полных корзинки опят, так что пришлось пересыпать их из миски в большой таз.

— Там еще много, — говорила Женя, запыхавшись.

Дженни сидела рядом, высунув розовый язык. Но Женя знала уже, ей объяснил дед, когда-то ходивший на охоту, что собаки высовывают язык не от того, что устали. Таким образом она охлаждаются. Ну, как люди, когда они обмахиваются веером. Или за неимением веера — газетой.

— Идем, Дженни, на грибную охоту, — сказала Женя, — что ты уселась. Про грибную охоту она тоже знала от дедушки. — Ты же теперь охотничья собака по грибам.

— Нет, все, хватит, — сказала бабушка. — Я и с этими-то не знаю что делать. Это ж на три сковородки. У меня и масла столько нет.

— Дадим им грибов с собой в дорогу, — тут же придумала Женя. Им это деду и маме. — А еще пошлем гостинец с дачи Нине Николаевне и Марте, — добавила она.

И бабушка так посмотрела на внучку, что Женя поняла — она тоже ею гордится.

Звездопад

До отъезда в город оставалось всего несколько дней, потому что август кончался. И мама в Москве приготовила новые разноцветные фломастеры. Ведь теперь Женя стала взрослой, и грызть фломастеры не пришло бы ей в голову: так она поступала с фломастерами, когда была не такой взрослой. Но, скажем прямо, маленькой.

Женя так долго хотела повзрослеть. Потому что у взрослых совсем другая жизнь. Ведь когда она повзрослеет, никто не будет ее днем укладывать спать. И дедушка, и мама после обеда укладываются спать сами, по доброй воле, они, наверное, сильно устают. А Женя — ни капельки. Отчего ей уставать. Она станет взрослой, днем после школы будет делать уроки с бабушкой, а потом сама гулять с Дженни во дворе. И этого ей тогда уж никто не запретит. Потому что она поставит вопрос ребром: или я взрослая и хожу в школу, или я не хожу в школу, и тогда гуляйте с собакой сами.

Так Жене представлялась ее будущее.

Но теперь, когда до школы оставалось всего ничего, ей отчего-то стало грустно. Она почувствовала, хоть и не сумела бы этого высказать, насколько беззаботной была ее жизнь — уроки английского и фигурного катания не в счет. А главное, главное, она же не расставалась с Дженни ни на минуту с того момента, как Дженни появилась у них в доме. А теперь, теперь придется не видеться по полдня. Ведь с собаками в школу не пускают. Это сколько же часов Дженни будет без нее. Женя попыталась подсчитать, сколько часов укладываются в половину дня, но у нее не получилось. Что ж, вздохнула Женя, хотя бы для этого нужно идти в школу: там научат, как подсчитывать часы…

Как-то вечером Женя вышла на крыльцо под вечер, когда уже стемнело, ведь дни в августе становятся все короче. И ахнула. С черного, как бархат старой маминой юбки, августовского неба то в одном месте, то в другом падали звезды.

— Бабушка, бабушка, смотри, смотри!

Бабушка вышла на крыльцо, посмотрела на падающие звезды, проводила одну глазами и сказала:

— Что ж, как увидишь, что звездочка падает, загадай желание.

— А ты уж загадала?

— Ах, — сказала бабушка, — все мои желания уже давно сбылись. А у тебя жизнь впереди.

Бабушка часто говорила внучке, что у нее впереди жизнь.