Она потягивала апельсиновый сок.

— Нравится вам? — спросил я, не зная, как начать беседу.

— Что именно? — переспросила Александра. Голос ее звучал тихо и отчетливо.

— Наш клуб. — Я по-хозяйски взмахнул рукой.

— Очень мило, — ответила она, подавив зевок. Я заметил, что ногти у нее коротко подстрижены и выкрашены в желтовато-коричневый цвет. У большинства моих дамочек ногти были либо длинные и красного цвета, либо совсем короткие и обкусанные.

— Не хотите потанцевать?

— Нет, спасибо.

Что мне с твоего «нет, спасибо»? Любая девка отдала бы свои накладные ресницы за то, чтобы я пригласил ее! Я сидел и молчал, как дурак, до самого возвращения Фонтэн и Питера.

Дискотека уже почти заполнилась до отказа. Музыка играла все громче и громче. Настало время заканчивать с пластинками и выпускать рок-группу. Потом обходить столики и точить лясы. Подгонять официантов. Я встал злой как черт — глупая выпендрюха! И не красавица даже, чего я в ней нашел! Я залпом опрокинул рюмку виски и приступил к обходу. Люди тащились, когда я подсаживался к их столику — это был знак, что они уже «свои». Сплошная показуха; потому, может быть, я и клюнул на Александру, которая сидела с таким скучающим и полусонным видом.

Я подсел к столу Карлы Кассини. С ней был «продюсер»— жирный, но смазливый макаронник, не знавший ни слова по-английски. С другой стороны пристроился английский актер-гомик, а рядом с ним его дублер, тоже голубок. Карла Кассини наслаждалась. Ее томный грудной голос с очаровательным акцентом не смолкал ни на минуту. Продюсер не снимал руки с ее бедра. Карла, подмигнув мне, принялась флиртовать в открытую — а что бояться, если толстопуз ни черта не понимает?

— Ты красавчик, — промурлыкала она. — Такое тело, а денег нет, да? Какая жалость.

Сообразительный бутончик. Я пригласил ее потанцевать, но она замотала головой.

— Он такой ревнивый, — протянула она, кивая на продюсера. — Не любит, когда я танцую с другими мужчинами.

Ну и ночка выдалась — никого танцевать не затащишь!

Вдруг подбежал Франко с выпученными глазами, ошалело посмотрел на Карлу и зашептал мне в ухо. Оказывается, какая-то бабочка заявилась почти голяком и он не знал, что ему в связи с этим предпринять. Уговорить прикрыться или как? Франко указал мне на возмутительницу спокойствия. Девчонка как раз усаживалась за стол, и верх ее платья, сделанный из редкой бахромы, всколыхнулся, явив моему взору две тугие шоколадные грудки. Зрелище было дразнящее: то видно, то нет. Спутник девицы, престарелый, в костюме, был из тех, кому седина в бороду, а бес в ребро. Куколку я знал отлично — начинающая модельерша по имени Молли Мэнди. Начисто лишенная каких бы то ни было комплексов. Да и в чем дело, черт побери, — разве вышел закон, запрещающий ходить с голыми сиськами? Я велел Франко оставить ее в покое. Кое-кто уже, конечно, успел заметить Молли, так что, когда она сорвалась танцевать, началось что-то немыслимое! Старый хрен, похоже, был даже доволен — трясся рядом с ней, пыжась от гордости. Она сперва плавно извивалась, потом поддала жару, так что бахрома разлетелась и грудки запрыгали, как мячики. Все, понятно, бросили танцевать и, столпившись вокруг, стали прихлопывать в такт.