— Совершенно верно.

— Что говорят по поводу чистки? — спросил Сталин, не уточняя, кто говорит, где и когда. Но Берия в уточнениях не нуждается: он ловит мысли Сталина на лету, у него на все про все готовы обстоятельные ответы:

— Рабочий класс и колхозное крестьянство относятся с одобрением к результатам чистки, — говорил Берия ровным голосом, по-прежнему пряча глаза за бликами своего пенсне. — Из сообщений с мест известно, что насущные интересы советских людей, как то: вопросы производства, строительства, снабжения и другие решаются значительно быстрее, без обычных проволочек и бюрократических отписок, моральный климат в обществе поднялся на небывалую высоту. Правда, у молодых кадров партийных и советских руководителей мало опыта, но опыт этот быстро растет, отдача от него значительно выше, чем от опыта кадров старой формации. Вместе с тем отдельные факты недовольства все еще имеют место. Они тщательно фиксируются как работниками органов, так и партийными, советскими и прочими организациями, которые ведут разъяснительную работу в массах. Я полагаю, что эти факты будут изжиты в самые короткие сроки.

— А что интеллигенция?

— В основном тоже поддерживает. Но некоторые деятели культуры все еще не изжили в себе троцкистские взгляды на строительство социализма в отдельно взятой стране, проявляя недовольство политикой партии в области национальных культур и марксистско-ленинским взглядом на историю государства. Эти люди у нас под контролем.

Сталин удовлетворенно кивнул головой: он и не ожидал других ответов. Более того, он знал ответы на свои вопросы из других источников — по линии партийных организаций и партийного контроля, который был полностью обновлен Ежовым в конце прошлого года. Между его, Сталина, данными и докладом Берии почти нет расхождений. Следовательно, задуманная им Большая чистка бюрократического аппарата и освобождение партии от «тонкого слоя революционеров» себя оправдала полностью, не вызвав ни взрыва недовольства, ни организованного сопротивления. Помимо всего прочего, он отомстил им всем за былое пренебрежительное к себе отношение, он разрушил партийную кастовость и еврейскую спайку, хотя эта спайка может возродиться при определенных условиях. Теперь в стране нет сил, которые бы помешали ему, Сталину, выполнять свой долг перед историей. Это не значит, разумеется, что надо успокаиваться: стоит допустить слабину, и, не успеешь оглянуться, старые проблемы возродятся, но уже в новом обличии, и все придется начинать сначала. Второй раз Большая чистка может и не получиться: в одну реку нельзя войти дважды.

— А что это за такое одесское братство? Что это за организация такая? Кто в нее входит?

— Это не организация, товарищ Сталин. И даже не общество. Выходцы из Одессы собираются по праздникам, кутят, шумят, травят анекдоты. Главные заводилы там Бабель, Михоэлс, Катаев. Среди них много нештатных сотрудников НКВД и госбезопасности…

— Это еще не повод для самоуспокоенности. — Сталин остановился и посмотрел в упор на Берию. — Сегодня просто братство, а где гарантия, что завтра это братство не превратится в какой-нибудь орден, в масонскую секту, в оппозицию?

— Мы примем меры, товарищ Сталин. Писатель Бабель, например, был тесно связан с Ягодой, Евдокимовым, Заковским, Кольцовым и другими врагами народа. В свое время он пытался оказывать влияние на Горького, чтобы тот не возвращался в СССР. У него имели место самые тесные отношения с Ежовым…

— С Ежовым или с его женой?

— С женой, пожалуй, даже более тесные, товарищ Сталин, — усмехнулся Берия. И пояснил: — Так сказать, не только идейные, но и телесные.

— А что слышно о Люшкове? — спросил Сталин после длительного молчания.