Глядя широко раскрытыми, остановившимися глазами на лежащего у его ног Кирова, Николаев машинально — без мысли и без ужаса перед свершаемым — приставил револьвер к груди и снова нажал на спуск.

Выстрела не слышал. Что-то толкнуло в грудь и — темнота, тишина, покой.

* * *

В смольнинском коридоре одна за другой бесшумно распахивались двери кабинетов. Из них на мгновение показывались человеческие лица: любопытство, изумление, ужас, мертвенная бледность… — лица тотчас же пропадали за дверьми, чтобы осмыслить увиденное и появиться вновь.

* * *

Часы на откинутой холодеющей руке первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) показывали 16 часов 37 минут. И продолжали тикать, будто ничего не случилось.

* * *

Во дворце имени товарища Урицкого, застреленного тоже в затылок, гудело от сдержанных голосов партийных активистов, ожидающих начала конференции.

* * *

По коридору Смольного тяжелой, обреченной рысью бежал телохранитель Кирова Борисов…

Глава 24

С тихим шорохом двигался нескончаемый поток людей. Слышались сдерживаемые всхлипы женщин, горестные вздохи мужчин. Сталин и сам чувствовал незнакомую тоску, какую не чувствовал даже у гроба своей жены. Как бы там ни было, а Киров стоял особняком в том скопище людей, которые роились вокруг Сталина, начиная с той поры, когда он стал генеральным секретарем партии. Киров был, пожалуй, единственным человеком, который понимал Сталина и понимал время так же, как его понимал сам Сталин. Это был не просто исполнитель чужой воли, но действительный соратник, на которого можно положиться во всем. Да, во всем. Без всяких "но" и "если". И вот этого человека не стало…

Конечно, незаменимых людей не бывает. Однако найти равноценную замену будет не просто. Следовательно, придется самому тащить воз государственных и партийных задач, самому искать их решение, потому что ни посоветоваться, ни доверить что-то важное некому. И самому же придется контролировать и подбирать кадры как в центральном аппарате, так и на местах. В том же Ленинграде, например, где этим занимался Киров.

Впрочем, и Киров с подбором кадров явно оплошал. Окружали бы его стоящие кадры, не дали бы они совершиться этому гнусному убийству. Действительно: вот так запросто подойти и в упор застрелить такого человека — и ни охрана, ни множество работников Смольного не смогли этому воспрепятствовать… Дикость несусветная! Дикость и безответственность! Если не прямое попустительство убийце, преследующее далеко идущие цели.

А все бабы… Сколько человеческих жизней пропало не за понюх табаку из-за них, сколько еще пропадет. Но для народа, для партии Киров не может погибнуть из-за бабы. Это было бы и слишком просто, и слишком невероятно. Такие люди гибнуть должны исключительно в борьбе с врагами.

Впрочем, при чем тут бабы и все прочее! Ерунда! Кто такой Николаев? Мелкий бюрократ, ничтожная личность, которую пытались направить на производство. В этом все дело. Озлобившийся чиновник. Символ чиновничества, символ бюрократии.

Вот тебе и повод, — думал Сталин, глядя в неподвижное лицо Кирова, обложенное живыми цветами. — Теперь можно начать решительный поход против старых кадров, против бюрократии. Сначала добить оппозицию во главе с Зиновьевым и Каменевым, затем прикончить Бухарина и его сторонников. А заодно и всю эту воинствующую сволочь, которая продолжает бить в революционные барабаны, не понимая или не желая понимать, что пора для этого давно миновала, что от революционных наскоков необходимо переходить к обыденным делам. Беда, однако, в том, что ничего другого, кроме революционной трескотни, эти люди делать не умеют.