— Товарищ Кулыга! — повысил голос Перевозчиков. — Прекратите безобразие! Мы не фашисты. — И, уже спокойным голосом: — Да и что он нам расскажет? Нечего ему рассказать, потому что и сам ничего не знает. Вот тут вот, в сумке, карта есть, она нам больше расскажет. Так что, товарищ Брусьев, отведи его подальше, к оврагу… ну и — сам знаешь.

Латыша подняли, поставили на ноги, но он вдруг рухнул на колени и, давясь рыданиями, стал выкрикивать бессвязно:

— Вы не знаете… вас окружат и перебьют… я знаю проход… я выведу… только не убивайте… мать старая… болеет… не переживет… я один у нее остался…

Лицо у Перевозчикова исказилось гримасой боли. Он мотнул головой, велел хриплым голосом:

— Ведите! Чего встали? Мать у него… А у других что? А наши матери? А дети? Он нас жалел? Он нас… они… А-а, черт!

Латыша подхватили, снова поставили на ноги, дали пару тумаков, повели.

Перевозчиков торопливо закурил, принялся разглядывать карту, извлеченную из офицерской сумки, хмурил лоб, прислушивался.

Лишь через полчаса стукнул вдалеке приглушенный выстрел, будто кто-то, большой и неуклюжий, наступил на сухую ветку.

Вернулся Брусьев, доложил:

— Чухонец сказал, что карательный батальон состоит в основном из немцев и хорватов, а латышей немного, только добровольцы. А командиры только немцы. Немцы же и в атаку идут во второй цепи, потому что не доверяют ни хорватам, ни латышам. Еще сказал, что нам лучше идти на восток, к Смоленску. Там будто бы потише.

— Это он потому так сказал, что думает: мы тут совсем одичали и ничего не знаем. А под Смоленском немцы давно прочесали все леса, там мало кто из наших остался. Нет, идти надо на запад, в Белоруссию. Другого пути у нас нет.

Через две недели беспрерывных скитаний по незнакомым лесам и стычек с заслонами карателей отряд Филиппа Мануйловича, на удивление благополучно преодолев все препятствия, то есть проскочив шоссейку, переправившись через Днепр и миновав железку, влился в партизанскую бригаду «Мстители», которой командовал бывший пограничник Александр Всеношный.

Бригада Всеношного, состоящая на две трети из местных жителей и на треть из окруженцев, контролировала обширную территорию, на которой располагались десятки деревень и несколько крупных сел, держала в напряжении железную дорогу в сторону Могилева, имела связь с Большой землей: лесной аэродром время от времени принимал самолеты с оружием и припасами, увозил на Большую землю раненых.

Из отряда Мануйловича сформировали роту, пополнив ее людьми до полутора сот бойцов, роте выделили участок обороны на холмистой возвышенности, перед которой простиралась болотистая низина, поросшая мелким сосняком. Рота училась вести оборонительные бои, атакам на населенные пункты, устройству засад на дорогах, минно-взрывному делу.

Всех детишек и часть женщин из отряда Мануйловича расселили по окрестным деревням. Подростки же остались при роте: и потому, что не хотели покидать своих отцов и братьев, и потому, что старшие не настаивали, полагая, что здесь они при деле и на глазах.

Глава 27

Над Москвой собиралась гроза.

Сперва, как обычно, в западной части неба возникло белое облако. Оно росло вверх, ширилось, наливалось зловещей тьмой. Чем ближе оно подвигалось к Москве, тем заметнее пульсировали под ее волочащимся фиолетово-синим брюхом голубые сполохи молний. Затем облако накрыло солнце, сразу же потемнело, нахохлись кремлевские башни и купола соборов, и будто послышалось погромыхивание тяжело груженого поезда, катящего по разболтанным рельсам. Налетел ветер, пригнул верхушки деревьев, зашлепали первые капли, вспыхнула молния, с треском разорвало небо, и покатил поезд под откос, ломая все на своем пути.