— 33 —

Авелин сжимала руку на шее доктора, загнавшего их в ловушку. Ему оставалось жить не больше нескольких секунд, когда мир пошатнулся. Сменяясь со скоростью света, перед глазами мелькали воспоминания: свои и чужие. Присутствие смерти впервые было настолько неотвратимым, близким и реальным.

Когда калейдоскоп замер, сложившись в единую картину, Авелин открыла глаза. Вопреки ожиданиям, Энтони не склонялся над ней. Она была совершенно одна, лежала на холодном полу, зажимая рукой рану на животе. Боль была такой, что хотелось выть и царапать ногтями ледяной кафель, но она попыталась выползти в коридор. Ей это не удалось и, привалившись к стене у двери, она уже знала, что умирает. Всю свою жизнь безумно страшась одиночества, на пороге смерти она осталась одна.

Сейчас её звали не Авелин. Хилари. На границе перехода она думала о том, кого оставила рядом с измененными. О мужчине, что стрелял в неё, его звали Джеймс и долгое время он был важной частью её жизни. Авелин знала его, как Майкла Уоллеса, психопата, похитившего Энтони и державшего их взаперти. Попадись он ей на пути снова, она не задумываясь свернула бы ему шею, но Хилари не испытывала к нему ненависти.

Наблюдать за собственной-чужой смертью было странно и страшно. Авелин чувствовала, как тело Хилари сковал холод, и чувствовала, что не может пошевелиться. Последние эмоции — горечь, отчаяние, сожаление о том, что ей так и не удалось вырваться с Острова, снова прогуляться босиком по прибою и почувствовать тающий под ногами песок. Смеяться, подставляя лицо солнечным лучам и вдыхать соленый морской воздух, запоминая каждое мгновение. Хилари вспомнила имя Беатрис и мальчика по имени Люк, которому обещала позаботиться о ней; Корделию — ещё в те годы, когда они были близки. Перед глазами мелькали события прошлого, но в сознании Авелин они сливались в единое бесконечное воспоминание, в котором каждый следующий эпизод напрочь стирал из памяти предыдущий.

— Кристи! Крис!!! — голос Тони был совсем рядом. Он тряс её за плечи, стоя рядом и напряженно вглядываясь в лицо. Вопреки представлениям, она не лежала на холодном полу, а спиной вжималась в стену, рядом на полу сидел съежившийся доктор.

Авелин поняла, что произошло на самом деле. Сильвен рассказывал ей о таком явлении. Он называл его «эмоциональный якорь» — загадочная и необъяснимая связь с человеком, которого ты видишь впервые. Она помнила, как чувство Хилари к Заку зацепило её в фойе, помнило свое иррациональное доверие и стремление к ней.

«Я не могу объяснить, как это происходит, — говорил Сильвен, — как тем, кого мы практически не знаем, удается достучаться до нас таким загадочным образом».

Слушая его, Авелин могла только догадываться, с кем в его жизни был подобный опыт. Сильвен предполагал, что эта особенность связана со способностями измененных, о которых слишком мало известно. Чем старше ты становишься, чем больше столетий оставляешь за плечами, тем интереснее твои силы, которые порой проявляются неожиданно даже для тебя.

О своих умениях он никогда не распространялся, а над её теорией о связи с людьми в прошлой жизни посмеялся от души.

«Не веришь, что мы будем ходить по кругу, до тех пор, пока не разберемся в себе и не вырастем надо всеми нашими мелочными желаниями»? — шутила она.

«Тогда мы просто перестанем быть людьми», — отвечал Сильвен.

«Мы и так не люди».

«Люди, только с иным уровнем сознания. Но от этого наши желания и амбиции не становятся менее мелочными».

Говорил ли он то, что думает, или сам стремился убедить себя в собственных словах, Авелин знать не могла. Сильвен выбрал право оставаться галантным, жестким циником и тайной за семью печатями даже для них с Беатрис.