Воевода и вправду выпил браги накануне лишку и сейчас томился от головной боли, а тут еще окольничий репьем прицепился; махнув рукой, спорить не стал.

— Ладно, так и быть. Эй, дьяк! Куда ты запропастился?! Ты не по девкам глазей, а пиши, что я скажу. Занеси дочь окольничего в список на смотр в царский двор. Ладно, пускай в Москву поезжает, государю пусть покажется. А там, кто знает, может, и впрямь приглянется. Каких только чудес не бывает.

Девок на смотрины в царском дворце отобрали ровно сто. Все как одна ядреные, краснощекие.

Грудастых и перезрелых Михаил Степанович повелел вывести со двора и наказал, чтобы слезы зря не лили. Не везти же всю волость на смотрины к царю!

Рынды распахнули ворота, выпуская девиц, и в сожалении покачали головами:

— Эх, такой цветник выпроваживаем!

Михаил Степанович с видом купца прохаживался мимо отобранных девок, любовно разглядывал красный товар. Девиц он отбирал сам, ни с кем не советуясь, полагая, что уж в этом он разбирается лучше, чем кто-либо. А нравились боярину девки с тонкими прямыми носами, с черными громадными глазищами, слегка капризными губами и чтобы не были толсты, но и чтоб худыми назвать их нельзя.

Девицы, не скрывая любопытства, посматривали на воеводу, о котором в городе говорилось столько всякого. Шла молва, что хаживает он к посадским бабам и за любовь свою расплачивается щедро, не жалея и золотых алтын. А еще толкуют, будто бы прижила от него дите одна красивая монашка. С таким молодцем и в грех впасть — одна радость. Правду молва глаголет: красив боярин!

— Глаза не пяльте! — строго обругал наместник. — Девка смирение свое показать должна. Посмотрел на нее молодец, а она в смущении очи в землю и уставила! Вот так-то… Ниже, еще ниже шею склоняйте, да так, будто мимо вас сам царь идет. Учение это вам на пользу должно пойти. Ну задам я вам, если все вы домой вернетесь и никто царицей не станет! — грозил боярин шутейно перстом. — А теперь давайте в избу, застудил я вас. И хочется мне посмотреть, какие вы без шуб будете.

Девицы прошли в дом, поснимали шубы, сложили в угол шапки, и боярин довольно крякнул, понимая, что выбор сделан удачно. С мороза девушки выглядели еще краше: на щеках застыл румянец, и лица их казались иконописными.

Посмотреть на красавиц сбежалась вся челядь и, опасаясь боярского гнева, наблюдала за избранницами в едва приоткрытую дверь. Кто посмелее, проходил с делом мимо ватаги боярышень, стараясь отметить самую красивую.

Похмелье уже изрядно иссушило горло Михаила, и незаметно для себя боярин перешел на сип. Хотелось выпить малиновой настойки, но он вспомнил, что вчера осушил последнюю кадку, и поморщился. Красавицы это поняли по-своему, и одна из них, видно, не шибко робкая, посмела подать голос:

— Не посрамим тебя, батюшка, сделаем все так, как ты наставлял.

— А то как же! — бодро отозвался боярин и, глянув в окно, добавил: — С утречка, по всему видать, снег будет. Вот вы по первому снежку и поезжайте. А я каждой из вас бумагу отпишу, а иначе не примут на дворе.

Если с утра начинать всякое дело, то оно будет спориться. Едва рассвет сумел приподнять тяжелую зимнюю темень и оттеснить ее далеко к горизонту, как по выпавшему снегу заскользили сани. Это ехали в Москву отобранные красавицы. Девушек одели тепло, сверху укутали шубами, закидали душегрейками. Каждый родитель опасался, чтобы дочь не растеряла в дороге красоту, и потому лица густо мазали гусиным жиром, полагая, что в мороз они могут обветриться и потерять привлекательность. Как никогда отцы начинали понимать, что девка — это товар, который важно продать повыгоднее, а здесь и купец хоть куда! Сам государь жениться надумал.