— Все произошло почти так же, как в случае Николь Бернарден: ваша мать обратилась к нам, сообщила о подозрениях насчет угрозы безопасности страны. Мы передали ей двести тысяч, чтобы она подкупила информатора и добыла доказательства, но ее убили в ту самую ночь, когда она получила деньги.
Осмысливая эту новость, Никки смотрела вверх, на вагон канатной дороги. Если Каллан говорил правду, значит, эти деньги не были платой за предательство. Она взглянула ему в глаза, и он закончил:
— Теперь вы знаете. Это все.
— Кроме того, что это за угроза, о которой вам известно уже десять лет.
— Это секретная информация.
— Как удобно. А тем временем Тайлер Уинн вытворял что хотел. То есть, простите меня, был у вас под колпаком.
Агент Каллан проигнорировал колкость. Его, как настоящего военного, ничто не могло отвлечь от цели.
— Множество людей спрашивали вас об этом, но я спрошу еще раз и надеюсь получить правдивый ответ. Вы не знаете, что именно ваша мать получила от информатора?
— Нет.
— И никаких мыслей насчет того, где она могла это спрятать?
— Нет. Где бы это ни было, она спрятала его очень хорошо.
— Но вы нашли тайник Николь Бернарден.
— Я сказала вам, я не знаю. По-вашему, я об этом никогда не задумывалась?
Отрывисто кивнув, Каллан вернулся к прежней теме.
— Я хочу, чтобы вы сотрудничали со мной.
— Я уже сотрудничаю. Вы меня не слушали?
— Я имею в виду — в дальнейшем.
— Я работаю на Департаменте полиции Нью-Йорка.
— А я работаю на американский народ.
— Тогда возьмите телефон и позвоните какому-нибудь представителю американского народа в нашей штаб-квартире, и я к вашим услугам. А пока — было очень приятно пообщаться.
Хит почти дошла до тротуара и уже подняла руку, чтобы остановить такси, когда Каллан догнал ее и применил свой последний аргумент.
— Подумайте вот о чем. Эти люди смогли добраться до арестованного в камере вашего участка. Разве это не говорит вам о том, насколько серьезна угроза?
— Я ничем не могу вам помочь. Мне просто нечего вам сказать.
— Я мог бы помочь вам найти Тайлера Уинна.
«Или, — подумала Никки, — помешать мне найти его, если это не будет входить в ваши намерения». Она ответила:
— Спасибо за подсказку насчет вафель, — и села в такси.
Когда в тот вечер Никки вошла к себе в квартиру, Рук поднялся из-за обеденного стола, оставил ноутбук и приветствовал ее долгим поцелуем. Обнявшись, они крепко прижались друг к другу. Через несколько мгновений он спросил:
— Ты что, уснула?
— Стоя? Ты принимаешь меня за лошадь?
— Да ты что! — воскликнул он, и она рассмеялась впервые за день.
— Как глупо, — и Никки снова рассмеялась, потому что это действительно было глупо. Но ей нужны были его глупые шутки. Она прикоснулась рукой к его лицу, погладила его по щеке.
Когда Рук спросил, как она себя чувствует, она ответила правду. Что с трудом дожила до вечера, что ей нужно принять ванну. Но когда он сообщил, что приготовил кувшин «кайпириньи», она решила подождать с ванной и достала бокалы.
Они устроились на диване, и она рассказала о встрече с Бартом Калланом.
— Значит, это и было твое таинственное дело во время ланча — свидание с агентом?
Никки по дороге домой решила рассказать Руку о визите к психоаналитику, но она слишком устала, чтобы поднимать эту тему, и едва не ответила «да». Однако в следующую минуту вспомнила слова Лона Кинга насчет ее замкнутости — она молчала, когда Рук говорил, — и произнесла:
— Нет, я ходила к своему психоаналитику. |