|
Птицы стремительно пикируют на ворону и пронзительно кричат, а ворона просто стоит в траве, и вид у нее мрачный, спокойный, равнодушный… Вот и сейчас я вижу нечто похожее: Шон — и Мэтт, наследник главного состояния на острове. Внезапно Мэтт плюет на ботинки Шона. — Хорошие башмаки, — говорит Мэтт. Он смотрит на них, но Шон Кендрик — нет. Он наблюдает за лицом Мэтта с тем же самым выражением, что было у него там, в лавке: «смотрю, но не вижу». А я то ли рассержена, то ли зачарована выражением лица Мэтта. Это не гнев, но что-то близкое. После долгого мгновения Шон поворачивается, как будто собираясь уйти. — Эй! — восклицает Мэтт. На его лице — улыбка, но она выражает нечто прямо противоположное веселью, — Ты так торопишься вернуться в конюшню? Ты же только что получил жалованье! — Он презрительно надувает губы. Подстрекательство Мэтта могло бы встревожить меня, если бы я не увидела улыбку Шона. Собственно, это лишь намек на улыбку, губы Шона почти не шевельнулись, только в глазах мелькнуло что-то такое… мудрое и снисходительное… и тут же исчезло. И я только теперь осознаю, что выражение на их лицах, пусть и кажется разным, означает одно и то же: ненависть. — Скажи же что-нибудь, ты, любитель лошадок, — наступает Мэтт, — Тебе понравился мой подарочек? Но кулаки у него крепко стиснуты, и я не думаю, будто он подразумевает что-то приятное. А Шон снова ничего не отвечает. Вид у него почти скучающий, и он просто собирается уйти. — Эй, нечего ко мне спиной поворачиваться! — рявкает Мэтт. Он в три неровных шага догоняет Шона и хватает его огромной ручищей за плечо, разворачивая к себе лицом легко, как ребенка, — Ты на меня работаешь! Ты не можешь вот так взять и уйти! Шон засовывает руки в карманы куртки. — И в самом деле, мистер Малверн, — произносит он таким убийственно спокойным тоном, что доктор Халзал, наблюдающий за сценой, хмурится и быстро уходит в лавку мясника, — И что же я могу сделать для вас прямо сейчас? Это на мгновение ставит Мэтта в тупик, и мне кажется, он сейчас готов просто ударить Шона Кендрика — и получить достойный ответ. Но наконец до него что-то доходит, и он заявляет: — Я попрошу отца уволить тебя. За воровство. И не говори, что ты этого не делал. Я поймал ту лошадь, Кендрик, а ты ее отпустил! Придется тебе за это отработать. Деньги — это не то, чем обладает большинство жителей острова. И работа в обмен на услугу или за долги — обычное дело. Вообще-то меня это не касается, но у меня уже начинает сжиматься желудок, как в те моменты, когда я открываю дверь кладовой и вижу, что там почти ничего не осталось. — Прямо сейчас попросишь? — негромко спрашивает Шон. Следует долгая пауза, становятся слышны приглушенные голоса, доносящиеся из лавки мясника. — Я видел, что ты записался на бега. Но рядом с твоим именем нет клички лошади. Почему бы это, Мэтт? Лицо Мэтта багровеет. — А я думаю, — продолжает Шон, и всем приходится задержать дыхание, чтобы расслышать его тихий голос, — это потому, что твой отец, как и каждый год, ждет, пока я найду для тебя лошадь. — Это ложь! — выпаливает Мэтт. — Ты наездник не лучше, чем я! Мой отец просто позволяет тебе помогать мне, жалея тебя! Он позволяет тебе забирать себе лучших скакунов, а мне оставлять самых скромных лошадок. Я ничего не имею против, иначе давно бы сидел на красном жеребце! Но в этом году я тебе не позволю обойти меня! Дверь лавки открывается, и доктор Халзал возвращается вместе с Томасом Грэттоном. Они стоят на пороге, и Томас Грэттон вытирает руки о свой фартук, взглядом оценивая ситуацию. |
