— Оливье только что отправился в бистро. Он еще не знает, откроется ли сегодня, — сообщил этот крупный человек, выглядевший сегодня утром очень похоже на Джулию Чайлд. — Я ему сказал, что стоит попробовать, но мы посмотрим. Я сказал, что он потеряет деньги, если не откроется. Обычно этого хватает, чтобы разрешить его сомнения. Булочки?

— S’il vous plaît, — сказала Изабель Лакост.

Булочки выглядели как ядерный взрыв. Изабель Лакост скучала по детям и мужу. Но ее удивляло, как эта маленькая деревенька умеет лечить даже такие раны. Конечно, если натолкать в рану достаточное количество булочек, то любая рана излечится. На какое-то время. Лакост была готова попробовать.

Габри принес Гамашу кофе с молоком, а когда он ушел, Бовуар подался вперед:

— Какой план на сегодня, шеф?

— Нужно сделать кое-какие раскопки. Я хочу знать все про Оливье. И я хочу знать, у кого мог быть зуб на него.

— D’accord, — сказала Лакост.

— И еще Парра. Наведите справки — здесь и в Чешской Республике.

— Хорошо, — сказал Бовуар. — А вы?

— У меня встреча со старым другом.

По дороге из Трех Сосен Арман Гамаш поднялся на холм. Перебросив свой твидовый пиджак через руку, он пинал перед собой каштан. В воздухе стоял запах яблок, сладковатый и теплый. Плоды уже созрели и налились соком, но через несколько недель ударит убийственный мороз. И всего этого не станет.

Гамаш шел, и старый дом Хадли все увеличивался в размерах. Старший инспектор готовил себя к приходу в дом. Он предчувствовал волны грусти, накатывавшие на любого, кто имел глупость приблизиться к этому дому.

Но либо он оказался защищен лучше, чем ожидал, либо что-то здесь изменилось.

Гамаш остановился под солнечными лучами и оглядел дом. Это был несколько хаотичный дом в викторианском стиле с башенками, с кровлей, похожей на чешую, с широкими, просторными верандами и черной кованой оградой. Свежая краска сверкала на солнце, а парадная дверь отливала матовым красноватым блеском. Но это был не кровавый оттенок, а рождественский. Вишневый. Оттенок хрустящих осенних яблок. Дорожку очистили от колючих кустарников, уложили на ней массивную плитку. Гамаш обратил внимание, что кусты выровнены, деревья подстрижены, мертвые ветки удалены. Работа Рора Парры.

К своему удивлению, Гамаш понял, что стоит перед старым домом Хадли и улыбается. И с нетерпением ждет, когда его впустят внутрь.

Дверь открыла женщина лет семидесяти пяти.

— Oui?

У нее были седые, аккуратно подстриженные волосы. Лицо почти без всяких следов косметики — лишь немного вокруг глаз, которые смотрели на него поначалу с любопытством, потом с узнаванием. Женщина улыбнулась и открыла дверь шире.

Гамаш показал ей удостоверение.

— Извините, что беспокою вас, мадам. Меня зовут Арман Гамаш. Я служу в Квебекской полиции.

— Я вас узнаю, месье. Прошу, входите. Меня зовут Кароль Жильбер.

Манеры у нее были приятные, располагающие. Она пригласила его в прихожую. Гамаш бывал здесь и раньше. Много раз. Но теперь помещение изменилось до неузнаваемости. Словно на скелете наросли мышцы, связки, кожа. Форма осталась, но все остальное изменилось.

— Вы знаете этот дом? — спросила она, наблюдая за старшим инспектором.

— Я его знал, — сказал он, ловя ее взгляд.

Кароль посмотрела на него твердо, но без всякого вызова. Она вела себя как хозяйка — была уверена в себе и не чувствовала необходимости доказывать это. Гамашу показалось, что она расположена дружески, любезно, но все время остается начеку.