– Может быть, про моего младшего брата слышал – про Ризвана Дидигова?

– Нет. Не слышал.

– А зря, – психанул Авдорхан. – Его ваши «повязали». Посадить хотят. А я не хочу. Имею я право не хотеть, чтобы моего младшего брата посадили?

Он точно у меня спрашивал, будто я суд. Наверное, просто адресом ошибся, но я на всякий случай ответил:

– Хотеть не вредно.

И тут же присел, потому что кулак конвойного летел мне прямо в нос. Я посчитал, что нос стоит поберечь, а вот стенку не обязательно. Туда кулак и угодил, и только присутствие Авдорхана, как мне показалось, заставило конвойного не схватиться за кулак второй рукой и не взвыть. Мог бы и пальцы себе сломать таким неуклюжим ударом. Хотя, может быть, даже и сломал.

– И, чтобы его не посадили, я, Крещеный, свои меры принимаю, – продолжал старший из братьев Дидиговых. – Вы его захватили. Спецназ ГРУ. Вам его и выручать. У меня уже есть одиннадцать человек пленных~ Все из спецназа ГРУ. Это вместе с тобой. Но я тридцать солдат захвачу. Вас легко захватывать, вы водку любите. Потом я маленький концерт устрою. Я заставлю вас самих выбрать десятерых, которых я расстреляю. Отведу десятерых к дороге, где много машин, и там расстреляю. А вы выберете из своего числа десятерых. Каждый будет выбирать. А я смотреть на это буду. Десять солдат – это вашему командованию урок, чтобы сговорчивее были. Машины поедут, расстрелянных найдут. А двадцать оставшихся я отпущу, как только мой младший брат будет на свободе и позвонит мне. Если за десять дней его не освободят, я еще десять солдат к дороге отправлю. Опять вы выбирать будете. Офицеры мне не нужны. Мне нужны только солдаты. Пусть потом офицеры матерям письма пишут~ Что они написать смогут? Что не смогли их сыновей спасти? Один раз напишут, больше не захочется. Стыдно и больно им будет. Не смогли спасти, не уберегли. А сейчас пока мне стыдно, что я брата не уберег. Но я его спасу. Пусть и ваши вас спасают.

Зевнув, я спросил:

– Зачем ты меня сюда привел? Если желаешь глупости свои высказать, можешь их своим высказывать, – я кивнул на конвойного. – Они дураки и не понимают, что в спецназе ГРУ нет тюрем и арестованных сразу после задержания передают в прокуратуру. Так что спецназ спасти твоего брата не сможет.

– А мне плевать. Пусть действуют, как хотят. Пусть на тюрьму нападают, переоденутся в гражданское и нападут, пусть отбивают. Если хотят хотя бы двадцать солдат спасти. А десять обречены. Я хотел бы видеть тебя в десятке. Но не я десятку назначаю. Вы сами выбирать будете. А я буду смеяться.

Я промолчал.

– А позвал я тебя вот для чего. Ты, Крещеный, парень, как мне показалось, неглупый, и голова у тебя, кажется, работает. И если не хочешь, чтобы кто-то на тебя пальцем показал, когда будут десять обреченных выбирать, должен мне помочь. Тогда ты в состав группы риска не попадешь. Я тебя отдельно держать буду.

– И чего ты от меня хочешь? – все же полюбопытствовал я, заранее зная, что не соглашусь ни на какое предложение.

– У меня только одиннадцать спецназовцев отдыхает. Мне еще девятнадцать надо. Надо заманить, как ты двоих уже заманил.

– Я никого не заманивал, – сказал я твердо.

– Неважно. Твое командование уже знает, что это ты их заманил, умышленно. Знает, что ты продал их и деньги за них получил. И даже перевод отправил домой. Мы от твоего имени отправили. У тебя обратной дороги нет. Но мне еще девятнадцать солдат нужны.

Коротышка, похоже, очень рассчитывал на силу своих не слишком для меня веских аргументов. Он подумал, что создал для меня безвыходную ситуацию. Но я-то знал, что поверят не ему, а мне. Слова бандита останутся только словами, и не более того.