Командиров ополчения удручало лишь состояние самого города. Жителей в северной части и Закаменке почти не осталось – одни сами ушли, других вывезли. Электричество, водоснабжение и канализация не работали. В домах промышляли мародеры и прочие «сталкеры», особенно в ночное время.

Мини-вэн лишь внешне выглядел беспомощным и малосильным. Нещадно эксплуатируя форсированный двигатель, Михеич свернул с Октябрьской на Танковую, где разрушения носили частичный характер. Он чуть не проглядел разверзшийся колодец и повернул лишь в самый последний момент. Машина напоролась на огрызок кирпичной кладки, скованный цементом, и подпрыгнула. Завизжали тормоза.

Михеич смущенно хмыкнул и заявил:

– Виноват, исправлюсь. – Он засмеялся, обнажив прокуренные зубы. – Ей-богу, нет в природе такого препятствия, которое нельзя обматерить! Вынужденная остановка, товарищ полковник, – мы колесо пробили.

Пассажиры недовольно зароптали. Ополченцы, гремя амуницией, стали покидать салон и занимать позиции вокруг автомобиля – благо на улице хватало «естественных» укрытий.

– Допляшешься ты у меня когда-нибудь, Михеич! – Марчук сокрушенно вздохнул и взглянул на насупившегося начштаба. – Выходим, Александр Владимирович, перекурим. Михеич, бери бойца, и чтобы через минуту все было как надо!

– Есть, товарищ полковник! – Водитель спрыгнул на землю, побежал к заднему отсеку мини-вэна.

Полковник выбрался на проезжую часть, заваленную мусором. За ним спрыгнул Сергеев, с опаской покосился на раздувшийся колодец и щелкнул зажигалкой, едва Марчук вытряхнул из пачки сигарету. Но не успели они насладиться дымом, как на задворках трехэтажки, застывшей памятником скорби, что-то с гулом упало. Ополченцы насторожились, вскинули автоматы. Рука начштаба машинально потянулась к кобуре.

– Памятник Ленину упал? – пошутил кто-то.

– Балка перекрытия не выдержала, – сказал другой. – Сейчас и все остальное посыплется.

– А вы знаете, что Украина исчезнет, как только на ней упадет последний памятник Ленину? – изрек Михеич, вытаскивая из салона запаску.

– Серьезно? – удивился молодой боец, не понявший, что это была шутка.

Посыпались кирпичи, упал незакрепленный фрагмент стены, и в воздух взвился столб пыли. На другой стороне дороги раздался сдавленный женский вскрик, за ним – звучный топот, потом с хрустом что-то переломилось.

Двое ополченцев прикрыли собой Марчука, вскинули «АК‑74». Остальные тоже приготовились стрелять. Только Михеич невозмутимо катил запаску. В бараке, разрушенном лишь частично, что-то происходило. В этой части города оставались живые люди!

На раздавленное крыльцо выбежала женщина в расстегнутой куртке, растрепанная, с искаженным лицом. Она затравленно озиралась, была не в себе. Трудно не заметить машину и восьмерых мужчин не самого неприметного облика, стоящих в тридцати шагах от тебя.

Следом за ней выбежал какой-то шустрый неказистый тип, давно небритый, с оскаленным ртом. Женщина споткнулась, он прыжками настиг ее, набросил ей на голову засаленную фуфайку. Оба повалились в гору мусора. В этот момент злоумышленник и заметил микроавтобус и группу ополченцев.

Испуг мелькнул в бегающих глазах. Он откатился от женщины, которая лежала неподвижно, зарывшись в месиво из древесины и битых кирпичей.

Мужичок подлетел как на пружинках, метнулся обратно в барак и хрипло выкрикнул:

– Трофим, шухер!

В окне на втором этаже что-то мелькнуло, хлопнул выстрел. Палили из чего-то примитивного, возможно, обреза.