– Быть может, ветер…

– Пусть эти господа и дамы рассудят, – сказал писарь, обращаясь к слушателям, которые действительно, казалось, не были удовлетворены объяснениями Блиндэ. – Я, несмотря на мое уважение к опытности мосье Блиндэ, остаюсь при своем мнении: жеводанский зверь – совсем не то, что о нем думают.

Это было сказано тоном оракула, который произвел большое впечатление на присутствующих. Наступило минутное молчание.

– По вашему мнению, что же это такое, мосье Флоризель? – спросила хорошенькая трактирщица. – Барон Ларош-Боассо уверяет, что это волк, а он, кажется, должен знать толк в этом…

– Я слышал, что это рысь… Этот зверь видит сквозь стены, – сказал бочарь.

– А я думаю, что это лев, вырвавшийся из зверинца Монпелье, – прибавил торговец швейными товарами.

– А я полагаю, – возразил Блиндэ с притворной серьезностью, – что это слон. Слон, вы знаете, может при помощи своего хобота делать массу разных вещей; таким образом объясняется, как этот зверь мог отворить и затворить дверь!

Общий хохот встретил эти слова. Только одна мадам Ришар восприняла шутку всерьез.

– А если бы и слон, – сказала она наивно, – барон Ларош-Боассо такой искусный охотник, что сумеет с ним справиться! Ручаюсь вам!

Между тем Флоризель обиделся на сарказм Блиндэ и ответил, закусив губу:

– Каждый вправе приписывать несчастья страны крысе, льву, даже слону, как предполагает мосье Блиндэ со своей необыкновенной проницательностью. А я же имею на этот счет свое мнение и утверждаю, что это зверь… мнимый жеводанский зверь…

– Волк! – сказал грубый голос откуда-то из последних рядов собравшихся. – Я это знаю, потому что видел его! И не позже, как вчера вечером!

Новый собеседник, высокий и сильный крестьянин, только в эту минуту пришел из соседнего села. Он держал в одной руке свой кафтан и деревянные башмаки, а в другой – длинную палку, к концу которой был прикреплен старый нож, придавая ей вид грубого копья. За ним, высунув язык, шла огромная собака в ошейнике с острыми шипами. Флоризель, раздраженный, что его прервали в ту самую минуту, когда он собирался выразить свое личное мнение о таинственном опустошителе страны, спросил, окидывая путешественника с ног до головы презрительным взглядом:

– Вы видели жеводанского зверя? А кто вы такой, приятель, что столь бесцеремонно вмешались в наш разговор?

– Я Жан Годар, – спокойно отвечал крестьянин, – пастух мадемуазель де Баржак. Моя госпожа послала меня к господину бальи, чтобы просить добрых жителей Лангони непременно явиться завтра на охоту. Надо спешить! Вчера на закате зверь бросился на Жаннету, которая гнала индеек к ферме. Он уже напал на бедную девушку, когда я прибежал на ее крик. Моя собака, вот эта, бросилась на волка, что довольно странно, потому что все другие собаки разбегаются, увидев его. Но Медор – молодец, мы вдвоем освободили Жаннету. Она обезумела от страха, но отделалась только несколькими царапинами.

Это точное свидетельство прекратило все предположения. Писарь Флоризель сконфузился.

– А вы уверены, – спросил он, – что это был волк?

– Уверен ли? – возмутился Жан Годар. – Я его видел, как вижу вас; я даже вырвал у него клок шерсти, пока он боролся с моим храбрым Медором… Да, это волк, но такой огромный, как наш осленок. Я никак не мог вонзить в него нож. Он тащил Жаннету, которая довольно крепкая девушка, как я тащил бы годовалого ребенка, а Медора ударом головы отбросил шагов за двадцать.