– Благодарю, гражданин следователь, в одиночке было нормально.

– За это не меня благодарите, а начальника СИЗО. Хотя мне пришлось долго убеждать его. Кое-кто намерен вам отомстить.

Константин мысленно прикинул, кто бы это мог быть. Но в памяти всплыл лишь отчаянный вопль Шкета: «Все равно подпишу!» Тоже мне мститель. Константин едва заметно улыбнулся, и это не ускользнуло от глаз капитана Дубяги.

– Вы напрасно улыбаетесь. Дело серьезное.

– Откуда вы знаете?

– Здесь все про всех известно. Так что рекомендую вам быть настороже.

– А что мне может угрожать в одиночке?

– В одиночке не менее опасно. Знаете, Панфилов, здесь всякое случается. Контролер может забыть запереть дверь на ночь. Его потом, конечно, за это накажут, но вам от этого не легче. Значит, так, я распоряжусь, чтобы вас перевели в камеру с нормальными соседями.

– В который раз?

– Это не вам решать, – оборвал его Дубяга. – А теперь перейдем к существу дела. Значит, вы по-прежнему утверждаете, что совершили угон в одиночку?

– Да.

– Хорошо. Так и запишем…

Дубяга исполнил свое обещание. После допроса Константина перевели в самую просторную и густонаселенную камеру из тех, в которых ему пришлось побывать. Это было помещение размерами примерно четыре на пять метров. Облупленные стены, когда-то выкрашенные в серый цвет, у входа в углу обычная параша, лампочка под потолком и маленькое зарешеченное оконце.

Большую часть камеры по обе стороны стен занимал деревянный настил. Был здесь и небольшой столик, сколоченный из грубо отесанных досок, и несколько таких же грубых табуреток.

На нарах вповалку лежали и сидели люди. Обитателей камеры было человек десять. Трое сидели за столиком, играя в шашки. Шашки были вылеплены из хлебного мякиша. В некоторых из них торчали обломки спичек. Очевидно, таким образом игроки отличали свои фигуры от фигур соперника.

Обитатели камеры лишь ненадолго задержали внимание на новичке, после чего игроки возобновили игру, а остальные занялись своими делами.

Кто-то курил, кто-то разглядывал свои протертые вонючие носки, кто-то разговаривал с соседом. Обычный тяжелый запах шибанул в нос, но уже через несколько минут Константин освоился и не замечал его.

При первом взгляде на соседей он не увидел ни одного знакомого лица. Около минуты он стоял у двери, выискивая место, где можно было бы примоститься. Никто не выразил особого желания подвинуться.

И вдруг Панфилов услышал знакомый голос:

– Резинщик, давай сюда.

Один из зеков, сидевший ближе к окну, махнул рукой.

– Архип?

– Точно. Присаживайся.

Скокарь, которого Константин встретил в больничке, освободил рядом с собой место для Панфилова. На нем была надета темная тюремная роба, как, кстати, и на некоторых других обитателях камеры. Архип принялся внимательно разглядывать лицо соседа.

– Я вижу, ты не скучал.

– Ерунда, – спокойно сказал Константин, присматриваясь к сокамерникам.

– Значит, верно про тебя базарят.

– Кто базарит?

– Малява тут одна ходит. Я как услыхал, так сразу понял, что это ты.

Константин почувствовал себя неуютно. Значит, по всей хате пошла о нем слава.

– Да ты расслабься, пацан, – успокоил его Архип. – Здесь у нас Индия, тебя никто не тронет.

– Что здесь?

– Ты хоть и ломом опоясанный, – улыбнулся Архип, – а жизни в натуре не знаешь. Учить тебя надо и учить.

– Без сопливых обойдемся.