— А что вы там собираетесь делать?

— Спрашиваешь! Когда семга икру мечет, что делают?

Грубость и высокомерная развязность пестряток покоробили Красавку. Но почему бы ей не присоединиться к ним?

На дресвяном приплаве у грохочущего порога творились странные вещи. Большая семга, работая плавниками, разрывала мелкую цветную гальку, а рядом с ней хлопалась еще одна семга, поменьше, — розоватая, с длинной костлявой головой и уродливым хрящеватым отростком на кончике нижней челюсти. Это, как сказали Красавке, был самец, которого называли Крюком.

— А что они делают? — тихо спросила Красавка, с любопытством присматриваясь к семгам.

— Они роют коп — яму, куда откладывается икра.

Пестрятки обошли стороной большую семгу и начали спускаться в шумный, пенистый порог.

— Ой, я боюсь, меня унесет! — закричала Красавка, отчаянно работая хвостиком.

— Да не бойся ты, глупая. Разве такие бывают пороги!

Впрочем, Красавку напугал не столько сам порог, сколько то, что она увидела за горловиной порога. Там, под густыми шапками пены, толпилась крупная рыба: темноспинные хариусы с оранжевыми плавниками, крутолобые, поблескивающие слизью налимы. Зачем же она полезет к ним в пасть?

Красавка прибилась к стайке пестряток, задержавшихся у небольшого валуна, сбоку стремнины, и стала ждать, что будет дальше.

Тускло мерцало оловянное солнце. В горловину порога со стуком скатывались камешки, выворачиваемые плавниками.

Вдруг вода вокруг — семги уже наполовину зарылись в яму — забурлила, закипела ключом. Семги неистово били хвостами, извивались, с яростью терлись брюхом о дресву.

Пестрятки насторожились.

— Что они делают? — шепотом спросила Красавка, кивая на коп.

— Ну и бестолочь! Милуются…

— А зачем?

— Зачем, зачем…

Из-под хвоста большой семги выскользнули веселые оранжевые горошинки и тотчас же от брюха самца отделилось белое мутное облачко…

Пестрятки стремительно бросились на эти горошины.

Красавке тоже удалось схватить несколько штук.

— Ну как, хороша семужья икра? — спросила ее одна из пестряток.

— Вкусна. Очень вкусна. — Красавка от удовольствия даже помахала хвостиком. — Я ничего подобного не ела.

— То-то же!

Меж тем икринки все выкатывались и выкатывались из-под хвоста семги, янтарной цепочкой растекались по течению. Их хватали пестрятки, заглатывали налимы, за ними охотились хариусы. И так продолжалось день и ночь.

Красавка наелась до отвала.

Она была очень благодарна большой семге и решила хоть на словах выразить ей свою признательность.

— У вас очень вкусная икра, — сказала она, осторожно приближаясь к ней сбоку.

— Ты пожирательница своего рода, — прохрипела семга. Глаза у нее были мутные, осовелые, она с трудом ворочала плавниками, и по всему чувствовалось, что страшно устала.

— Что это значит?

— Я мечу икру — и из каждой икринки должна вырасти семужка. А ты пожираешь своих сестер и братьев.

— Боже мой! Неужели? Простите, пожалуйста. Я не знала.

Несколько секунд Красавка растерянно смотрела по сторонам, затем бросилась усовещевать пестряток:

— Стойте! Остановитесь! Знаете ли вы, что делаете? Вы поедаете своих сестер и братьев.

Пестрятки рассмеялись:

— Чистоплюйка! Вздумала мораль читать. Сама налопалась, а другие не моги…

Красавка, опечаленная, вернулась к семге:

— Они меня не послушали.