Флоренс не пыталась обманывать себя, что больше не будет думать о нем. Но специально не вспоминала. Воспоминания возникали неожиданно, заставая ее врасплох, и уводили за собой прежде, чем она успевала прогнать их в тень прошлого. Нет, больше ее не интересуют ни Дуглас, ни Маунт. Они не значили для нее ничего долгие годы, ничего не значат и сейчас.

Но вот на горизонте появились знакомые очертания острова, и страх перед прошлым принялся шептать: «Что, если остров не окажется снадобьем, способным исцелить израненную душу? Что, если после всех прошедших лет откроются старые раны?»

— Ma! Ma! Она схватила! Я подбросил вверх, и она схватила!

Голос Криса разогнал мрачные мысли. Она посмотрела на худенькое личико сына и, проследив за его взглядом, увидела улетающую чайку. Его волнение передалось ей.

— Повезло чайке. На обед у нее будет булочка с сосиской, — засмеялась Флоренс. — Ладно, нужно найти где-нибудь свободное местечко. Плыть еще полчаса, не меньше.

Крис кивнул, и она взяла его за руку. Красивый, серьезный и рассудительный, худенький, но выносливый мальчик — ее сын. В нем уже чувствовалась личность. Покупатели в магазине, иногда заговаривая с ним, восхищались его умом и сообразительностью, а порой просто поражались его суждениям. Крис очарователен. Как и его отец, думалось иногда.

Они нашли свободное место у правого борта, и Флоренс усадила сына на колени.

— Вон, — показала она вдаль, — тот самый остров, на котором у дедушки дом.

Крис подался вперед, глаза загорелись от любопытства.

— Какой большой! — воскликнул он, и Флоренс сообразила, что Крис судит об острове лишь по картинкам из детских книжек.

— Да, вот такой. Миль двадцать в длину.

— Там такие же деревья, как у нас?

— Конечно. Там есть даже целые города. А ты думал увидеть пальмы и соломенные хижины, — рассмеялась она.

Мальчик пожал плечами и устало прижался к ней. Этого следовало ожидать, ведь вчера он весь день волновался и почти не спал ночью. Флоренс уткнулась подбородком в его каштановые волосы и принялась тихонько убаюкивать. Через некоторое время длинные темные ресницы перестали вздрагивать, глаза закрылись. Она тихонько поцеловала сына и вновь обратила взгляд к приближавшемуся острову.

У меня будет чудесное лето, сказала она себе твердо. Они будут много спать, вкусно есть, валяться на пляже, станут коричневыми, как шоколадки. А в конце августа она вернется домой посвежевшей, отдохнувшей и опять сможет взять в руки бразды правления своей жизнью.

А пока… Флоренс почувствовала, что дрожит. Может быть, это просто палуба вибрирует от двигателей? Но нет. Хотя паром шел вперед, сердце сжалось от ощущения неотвратимого возврата в прошлое…

Во второе лето Флоренс провела на острове пять недель, и оно отличалось от предыдущего как день и ночь. По обоюдному молчаливому соглашению они с Дугласом заключили мир. Не было шуток и шалостей, им хватило времени, чтобы узнать друг друга и стать друзьями. Целыми днями они купались, ездили на велосипедах, катались на старой весельной лодке по пруду, собирали моллюсков, ходили по магазинам, вместе готовили еду. Читали, разговаривали, особенно вечерами на террасе: о литературе, о звездах, о музыке и политике.

Как ни странно, но Флоренс стало казаться, что она знает Дугласа лучше, чем кто-либо другой, чем даже Долли Коуссон, с которой он в то время встречался. Живя под одной крышей, Фло обнаружила в нем множество хороших качеств. Дуглас был не только сердцеедом, как называла его мать, он был очень образованным человеком и сильной личностью.