Раздалось слабое звяканье.
Кто-то торопливо приподнял жалюзи в окне возле входной двери и, вероятно, посмотрел на меня. Не могу утверждать наверняка. Не успел заметить. Жалюзи встали на место, и больше ничто не шевелилось. Я звонил и звонил, пока мне не надоело. Тогда я перестал звонить.
— Можно разломать клетку, — сказал я
— Ох, нет! Мистер Генчард…
— Что же, — сказал я, — когда он вернётся, я спрошу, какого черта он тут вытворяет. Нельзя держать у себя эльфов. Этого в жилищном договоре не было.
— Мы с ним не подписывали жилищного договора, — парировала Джеки.
Я все разглядывал домик в птичьей клетке. Ни звука, ни движения. Только дым из трубы.
В конце концов, мы не имеем права насильно вламываться в клетку. Это всё равно что вломиться в чужую квартиру. Мне уже мерещилось, как зелёные человечки, размахивая волшебными палочками, арестуют меня за квартирную кражу. Интересно, есть у эльфов полиция? Какие у них бывают преступления?
Я водворил покрывало на место. Немного погодя тихие звуки возобновились. Царап. Бух. Шурш — шурш — шурш. Шлёп. И далеко не птичья трель, которая тут же оборвалась.
— Ну и ну, — сказала Джеки. — Пойдём-ка отсюда, да поживей.
Мы сразу легли спать. Мне приснились полчища зелёных человечков в костюмах опереточных полисменов — они отплясывали на жёлтой радуге и весело распевали.
Разбудил меня звонок будильника. Я принял душ, побрился и оделся, не переставая думать о том же, что и Джеки. Когда мы надевали пальто, я заглянул ей в глаза и Спросил:
— Так как же?
— Конечно. Ох, боже мой, Эдди! Т-ты думаешь, они тоже идут на работу?
— Какую ещё работу? — запальчиво осведомился я. — Сахарницы разрисовывать?
На цыпочках мы прокрались в комнату мистера Генчарда, из-под кретона — ни звука. В окно струилось ослепительное утреннее солнце Я рывком сдёрнул чехол. Дом стоял на месте. Жалюзи одного окна были подняты, остальные плотно закрыты. Я приложил голову вплотную к клетке и сквозь прутья уставился на распахнутое окно, где лёгкий ветерок колыхал ситцевые занавески.
Из окна на меня смотрел огромный страшный глаз.
На сей раз Джеки не сомневалась, что меня смертельно ранили. Она так и ахнула, когда я отскочил как ошпаренный и проорал что-то о жутком, налитом кровью, нечеловеческом глазе. Мы долго жались друг к другу, потом я снова заглянул в то окно.
— Ба, — произнёс я слабым голосом, — да ведь это зеркало.
— Зеркало? — захлебнулась Джеки.
— Да, огромное, во всю противоположную стену. Больше ничего не видно. Я не могу подобраться вплотную к окну.
— Посмотри на крыльцо, — сказала Джеки.
Я посмотрел. Возле двери стояла бутылка молока — сами представляете, какой величины. Она была пурпурного цвета. Рядом с ней лежала сложенная почтовая марка.
Пурпурное молоко? — удивился я.
— От пурпурной коровы. Или бутылка такого цвета Эдди, а это что, газета?
Это действительно была газета. Я прищурился, пытаясь различить хотя бы заголовки «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС», — гласили исполинские красные буквы высотой чуть ли не в полтора миллиметра. «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС ФОЦПА НАСТИГАЕТ ТЭРА». Больше мы ничего не разобрали.
Я мягко набросил кретон на клетку. Мы пошли завтракать к Терри — всё равно надо было ещё долго ждать автобуса.
Когда мы вечером ехали домой, то знали, чем займёмся прежде всего.
Мы вошли в дом, установили, что мистер Генчард ещё не вернулся, зажгли в его комнате свет и стали вслушиваться в звуки, доносящиеся из птичьей клетки. |