— Понимаю, — сказал Дон, следя за тем, как окно поляризуется под светом восходящего солнца. — Если всё, что тебя заботит — это собственные гены, то ты уж точно не станешь заботиться об инопланетянах.

— Именно, — сказала Сара. — И заметь, что они запросили тысячу мнений. Помнишь, как ты говорил, что инопланетные расы станут тоталитарными или превратятся в ульевые сознания, потому, когда достигнут определённый уровень технологического развития, они попросту не смогут выжить, если допустят несогласие того типа, что ведёт к терроризму. Но должна существовать и какая-то третья альтернатива — что-то получше превращения в Борг или контроля мыслей. Жители Сигмы Дракона, по-видимому, знают, что имеют дело с обществом сложных, противоречивых индивидуумов. И они увидели эту тысячу анкет и решили, что не хотят иметь дело с человечеством в целом — они хотят общаться лишь с одним оригиналом. — Она помолчала. — Думаю, что меня это не удивляет, потому что большинство анкет действительно свидетельствовало об этноцентризме, эксклюзивной заботе о собственном генетическом материале и тому подобном.

— Но, зная тебя, можно уверенно утверждать, что твоя анкета ни о чём подобном не свидетельствовала. И это сделало тебя предпочтительной кандидатурой на должность приёмной матери, верно?

— Что меня удивляет безмерно, — сказала Сара.

Но Дон покачал головой.

— А не должно бы, знаешь ли. Я тебе ещё чёрт знает когда говорил. Ты особенная. И так оно и есть. SETI, по самой своей природе, преодолевает границы биологических видов. Помнишь ту конференцию, на которую ты ездила в Париж? Как она называлась?

— Я не…

Гунтер вмешался:

— «Кодирование альтруизма: Искусство и наука сочинения межзвёздных посланий». — Дон взглянул на МоЗо, который изобразил механический аналог пожатия плечами. — Я, разумеется, читал резюме Сары.

— «Кодирование альтруизма», — повторил Дон. — Точно. Это фунтаментальная основа SETI. А ты, кстати — единственный сотрудник SETI, чья анкета была послана на Сигму Дракона. Так удивительно ли, что получатели, которые, по определению, также участвуют в чём-то наподобие SETI, нашли твои ответы наиболее соответствующими идеалу, который они искали?

— Надо полагать. Только…

— Да?

— Дни моей репродуктивной способности давно прошли. Не то чтобы это было необычно, я думаю, в общекосмическом смысле…

Дэн нахмурился.

— Ты о чём?

— Ну, Коди Мак-Гэвин был, по-видимому, прав. Драконианцы, как и практически каждая раса, пережившая период технологического созревания, наверняка живут очень долго, если не бессмертны в прямом смысле этого слова. И если только ты не ведёшь непрерывную экспансию, постоянно расширяя своё присутсвие и завоёвывая новые миры, то у тебя быстро закончится место, если ты живёшь вечно и при этом продолжаешь плодиться. Драконианцы, должно быть, уже давно перестали размножаться.

— Думаю, в этом есть логика.

Сара вдруг вскинула брови.

— Фактически, это и есть третья альтернатива!

— Что?

— Эволюция слепа, — сказала Сара. — У неё нет цели, но это не значит, что у неё нет логического результата. Она ведёт отбор по признакам агрессивности, физической силы, стремления защищать собственное потомство — по всем тем признакам, которые в конечном итоге вносят свой вклад в самоубийсвто технологически развитой цивилизации. Так что, возможно, парадокс Ферми — это вовсе никакой не парадокс. Эволюция в конце концов приводит к технологии, которая способствует выживанию до определённого момента; но после того, как средства массового уничтожения становятся легко доступными, психология, навязанная всем формам жизни дарвиновскими механизмами, неизбежно ведёт к гибели.