Что же делать?

Осознать это трудно, а уж реализовать-то – тем более. Я не думаю, что мы в течение жизни одного поколения сумеем сделать сколько-нибудь значительный шаг в эту сторону, в смысле реализации двух правд.

Но думается мне, что в течение жизни нашего поколения, тех, кто сейчас живет, можно сделать значительный шаг в сторону осознавания. Прежде всего собственными усилиями приблизиться в своей обыденной жизни к равноправному присутствию обеих этих правд.

Поначалу, конечно, очень страшно. Такая попытка влечет за собой фундаментальное переустройство всей повседневной жизни, пересмотр отношения к жизни и к себе самому. Но беру на себя смелость сказать, что это главный духовный подвиг нашего времени. Вот я мысленно ставлю рядом Флоренского и своего Мастера. Один – православный священник, мыслитель, ученый, утонченный красавец, «византиец», как его поругивали внутри церкви. Другой – суфийский Мастер, в своих смешных – для европейского человека – формах, со своей игрой в незнание русского языка, со своими акцентами и суфийской традицией использовать снижение до упора. Один на своем утонченном, рафинированном, глубоко философском языке формулирует эту великую правду о человеке, о том, что человек – это две правды: правда бытия и правда смысла. А другой, пустив чашу по кругу, смеясь, говорит, когда его спрашивают: «Что самое главное?» – «Жить надо». И они из одного места и говорят об одном.

Духовное сообщество как факт

В чем, на мой взгляд, красота духовного сообщества? В том, что это социально-психологический мир, в котором встречаются, дружат, и понимают, и любят друг друга представители самых разнообразных социально-психологических миров, народов, эпох, мест. И это лучшее доказательство того, что у человечества есть возможность построить метамир, мир, который без напряжения включает в себя все остальные миры. Во всяком случае, бо2льшую часть человеческих миров.

Духовное общество может это сделать – ведь в нем во все времена сохранялось знание о двух правдах человеческого существа. Знание о необходимости предельного развития бытия и предельного развития смысла. Знание о том, что дух и плоть есть неотъемлемые, хоть и противоречивые, сущности человека, человеческой жизни. И потому там или совсем нет, или почти нет лжи. И почти нет – а в высших реализациях совсем нет – страха.

Мы выше говорили о Матери нашей. А теперь так получается, что беседуем об Отце. Как известно, любовь матери безусловна, любовь отца – это завет, это смысл, с которым нам дальше жить. Завет этот таков: бытие и смысл, истина и страсть неразрывны. Это то, что объединяет образ человека, в котором они соединены, и образ человечества, в котором они соединены. Это и есть лик Отца нашего.

Это суровый лик, суровый с нашей точки зрения. Ибо представьте себе, какой целостностью, тотальностью надо обладать, чтобы дать через себя бесконечно и одновременно реализоваться этим двум великим правдам – правде бытия и правде смысла. Какой мощью и какой мудростью надо исполниться… Чем-то, нам еще не известным, о чем мы с вами пока только начинаем задумываться. Но уже сегодня мы в начале нашего пути, сложного пути к Отцу.

Мы выросли в мире, в котором нет ни веры в ее полноте, ни любви в ее полноте. Но уцелела надежда – правда, еле-еле теплится. И поэтому нам трудно этого – синтеза этих двух составляющих – даже захотеть по-настоящему, а достичь – тем более.