Конкретно не могу сказать. Мы остановимся на Лазурном берегу, где можно найти хорошую виллу и врачей. Ты знаешь, я чувствую себя уверенней, когда врачи рядом. Из–за детей.
— А потом?
— Италия, Голландия, Англия — мы можем поселиться везде, где есть прекрасная сельская местность. Этот наш дом мы сохраним, тут мы были счастливы.
Дениз, рыдая, бросилась в его объятья.
— Тебе грустно?
— Это от радости!
Дениз всегда чувствовала себя созданной для блестящей жизни. Ежемесячные поездки в Нью — Йорк на неделю ничего для нее не значили, в сравнении с опьянением светской жизнью Парижа, испытанным во время визита в Бельгию.
— Когда мы едем?
— Пусть твоя секретарша узнает даты отбытия ближайших пароходов.
— А вещи и мебель?
— Все останется здесь. Ведь мы еще вернемся. Буль мы возьмем с собой, а Тижи я сообщу об отъезде, когда будет известна дата отплытия парохода.
— Спасибо тебе, Джо!
Сименон ожидал этой реакции Ди. Она всегда рвалась в Европу. В тот день она предавалась любви с забытым пылом и повторяла:
— Спасибо, спасибо, Джо!
Сименон покупает огромный фургон, которым может вместить восемь человек и багаж. Это белый «додж», который совсем недавно начала выпускать фирма «Крайслер».
Ранним утром 19 марта они покидают Лейквил. На руках Джонни симпатяга Мисетер — щенок серебристого королевского пуделя.
Впереди новая жизнь! Сименон не хочет оглядываться — уезжать, так уезжать! Но при развороте он видит окутанный цветением сад и дом, приветливо сияющий всеми окнами. Он никогда не вернется сюда, так же, как никогда не возвратится ни в роскошную парижскую квартиру, ни в «бабушкин дом» дом в Нелье.
Девятнадцатого марта семейство садиться на «Иль де Франс», покидающий причал Нью — Йорка.
Мари — Джо два года и она лепечет по — английски. Марку шестнадцать, Дениз тридцать пять. Вспоминая этот свой неожиданный переезд, Сименон все же докапывается до тайной причины: он чувствовал неудовлетворенность жены провинциальной американской жизнью и решился переселиться в любимую ею Европу.
«Как большинство франкоязычных канадок, Ди была воспитана в духе обожания Франции и ей вскружило голову путешествие 1952 года, когда она попала в круг людей, к которым и не мечтала приблизиться ранее.
Конечно, с первой встречи я знал о ее неуравновешенности, о ней свидетельствовало ее признание о тяге к самоубийству, попытка утопиться в океане. Мы прожили месяцы, годы слепой страсти, взлетов и падений и я лелеял надежду, что она успокоиться и станет простой женщиной. Но красоты провинциальной жизни оставили ее равнодушной. Она чувствует себя созданной для блестящей светской жизни. Неделя в Нью — Йорке лишь разжигала тоску.
Надежда увидеть Ди безоглядно счастливой и радостной вдруг толкнула меня к решению уехать в Европу».
Признание звучит не убедительно. Сам Сименон, по его словам, ненавидит светскую круговерть и пустую трату времени в общении с приятелями. Неприятно ему это стремление и в Дениз. И вдруг он срывается с полюбившегося ему места, чтобы предоставить жене тот образ жизни, который ему претит. Что скрывается за этим откровением? Вероятно, как всегда в случаях внезапной перемены мест, он и сам не понимает причин. Не оседлый характер у этого гонца за приключениями. Хотя сам он считает иначе, провозглашая своим идеалом сельское «фамильное гнездо», в котором вырастают и старятся несколько поколений.
Перечисление домов, обустроенных Сименоном для «постоянного проживания» может заинтересовать фирму недвижимости, изучающую потребительский рынок. Уж очень велик список и поразительна потребность к перемене мест, при заявленной тяге к стабильности и простому уюту. |