С годами количество этих извержений сократилось, но сексуальная дисциплина оставалась неизменной».
Утром, когда Жорж поднимался в будуар жены, она, обычно, болтала с Эткен или с горничной, с Буль, или с кастеляншей. Услышав, что вошел муж, Дениз слегка поворачивается к нему:
— Тебе что–то надо?
— Поцеловать тебя.
Она покорно подставляла щеку, успевая краешком глаза проследить эффект, произведенный на «свиту». Ведь она все время рассказывает, как измучил ее своими домоганиями этот ненасытный жеребец.
А он, не подозревая о подмоченности собственной репутации, продолжал усугублять
созданное Дениз впечатление.
Часто после сиесты Жорж спускался в кабинет жены.
— Что ты хочешь, Джо? — смиренно спрашивала она с видом мученицы.
— Тебя!
Вздохнув, Ди извиняется перед Эткен и идет в сосёеднюю комнату. Нехотя снимет трусики:
— Только поскорее.
И во всех эпизодах, запечатлевшихся в памяти Сименона о жизни этого периода, Дениз появляется в замковых интерьерах с неизменным стаканом виски в руке.
Все чаше он понимает, что выпитая доза была слишком велика. Но не решается затевать скандал — ведь дом кишит прислугой и рядом дети. Однажды он спустился в кабинет, где шел нескончаемый диалог с жены с Эткен. Сценарий повторился:
— Чего ты хочешь? — смиренно спросила она.
— Тебя! — упорствовал он.
Поставив стакан с виски на стол, она покорно легла на ковер и задрала платье:
— Только поскорее… Не уходите, Эткен…
Секретарша остается зрительницей. Кто здесь лишний? И так ли проста расстановка сил? Вполне возможно, что Эткен побывала в объятиях Жоржа, либо же, занятия любовью имели коллективный характер. Учитывая простоту обращения Сименона с женой в присутствии прислуги и секретарши, ответ напрашивается сам собой: весь этот коллектив, или часть его объединяли совместные сексуальные утехи. Во всяком случае, связь с Буль, обосновавшейся на кухне, продолжается в прежнем ритме.
Смущает здесь то, что свобода сексуальных отношений, свойственная Сименону, касалась и детей — они являлись свидетелем «простоты и натуральности» поведения своего отца и матери. А в сущности, распущенности и пренебрежения этическими нормами. Последствия будут ужасны. Но об этом, почему–то, никто из родителей не задумывался.
В 1977 году, за четыре года до написания своего последнего романа и за двенадцать лет до смерти, Жорж Сименон признался, что у него было десять тысяч женщин! Фантазии выжившего из ума старика? В какой–то мере, возможно, фантазия. Но простой арифметический подсчет свидетельствует о том, что цифра не так уж и преувеличена. В своих воспоминаниях Дениз поправила его: не десять, а двенадцать тысяч. За годы, проведенные с Сименоном, у нее сложилось такое впечатление, что после завершения каждой книги его страсти не стихали сразу; он мчался к проституткам, менял их по четыре, по пять за один вечер. Клевета озлобившейся алкоголички? Вероятно. Но ведь и он сам признается, что у него была ежедневная потребность в женщине. Сам писатель, посмеиваясь, отказывался признать себя «сексуальным маньяком». Свой вечный «сексуальный голод» он объяснял творчеством: как иначе он мог бы придумать всех своих женских персонажей, как бы иначе узнал, какие эмоции и проблемы терзали их?..
3
Для детей заботливый отец приобрел солидный «ландровер» и, если не сам отвозил их в школу, когда был занят работой, то непременно забирал. В Эшандане все располагало к спортивному отдыху. Жорж вернулся к занятиям гольфом, так как в поместье имелась чудесная площадка, с которой открывался вид на город и окрестности. Окончив партию, он усаживался в углу бара с голландским пивом, пока накрывались столы к обеду. |