Но мистер Мун, кажется, воображает, что он явился сюда для острот, – очень забавных острот, смею сказать, – но совершенно непригодных к оправданию его клиента. Он подрывает науку. Он подрывает общественную популярность доктора Уорнера. Он затрагивает мой литературный стиль, который, кажется, не угодил его высокоразвитому европейскому вкусу. Но какое могут иметь отношение к делу все эти выпады мистера Муна? Смит просверлил две дыры в шляпе моего клиента. Двумя дюймами ниже, и он просверлил бы две дыры в голове Уорнера. Все шутки в мире, как бы остроумны они ни были, не смогут заделать эти зловещие дыры и не принесут никакой пользы защите.
Смущенный Инглвуд опустил глаза, как бы потрясенный очевидностью этих истин, но Мун смотрел на своего оппонента, точно сквозь сон.
– Защита? – сказал он дремотно. – О, к защите я еще не приступал!
– Конечно, вы еще не приступали к ней, – с жаром подхватил Пим, и шепот одобрения пронесся на его стороне, тогда как противная сторона воздерживалась от выражения своих чувств. – Если вообще возможна защита, что с самого начала кажется сомнительным, то...
– Пока вы еще не сели, – прервал его Мун тем же сонным голосом, – разрешите мне предложить вам один вопрос.
– Вопрос? Конечно! – подхватил Пим. – Ведь мы отчетливо договорились заранее, что, в виду невозможности допроса свидетелей, мы можем допрашивать друг друга сколько угодно. Мы со своей стороны приветствуем все эти допросы.
– Мне кажется, вы упоминали, – с рассеянным видом продолжал Мун, – что ни одна из пуль, выпущенных нашим подсудимым, не задела доктора?
– К счастью для науки! – галантно воскликнул Пим. – Слава Богу, нет!
– Все же они были выпущены на расстоянии нескольких шагов?
– Да, что-то около четырех шагов.
– И ни одна из пуль не задела ректора, хотя они также были выпущены на очень близком расстоянии?
– Это так! – с важным видом подтвердил свидетель.
– Мне кажется, – сказал Мун, подавляя легкую зевоту, – этот ваш проректор упоминал, что Смит один из лучших стрелков во всем университете?
– Ну, что касается этого... – начал было Пим после минутного молчания.
– Второй вопрос, – коротко отрезал Мун. – Вы сказали, что за нашим клиентом числятся еще другие обвинения такого же рода. Почему вы не сочли нужным поведать о них суду?
Американец снова опустил концы своих пальцев на стол.
– В этих случаях, – отчетливо проговорил он, – у нас нет показаний посторонних свидетелей, как в кембриджском преступлении; имеются лишь показания самих потерпевших.
– Почему же вы не обнародовали их показаний?
– Что касается потерпевших, – сказал Пим, – то мы натолкнулись на некоторые затруднения, неясности, и...
– Не хотите ли вы этим сказать, – продолжал Мун, – что ни один из потерпевших не пожелал дать показаний против обвиняемого?
– Ну, положим, это слишком... – начал было тот.
– Третий вопрос, – оборвал его Мун с такой резкостью, что все вскочили с мест. – Вы прочли показания проректора, который услыхал несколько выстрелов; но где же показания самого ректора, в которого стреляли? Ректор Брэкспирского колледжа жив; это джентльмен, полный сил и здоровья.
– Мы обратились к нему с просьбой дать нам свои показания, – нервно ответил Пим, – однако эти показания были так эксцентричны, что мы, из уважения к прежним научным заслугам маститого ученого, решили не предавать их огласке. |