Изменить размер шрифта - +
Звёзды искрятся, роятся, сливаются, – прищуришь глаза – за большими мигают малые, за ними ещё поменьше, как пылинки толчёного стекла… Веранда улетела в небо. Тося на ней одна, – ни гостей, ни бабушки, ни мамы… Чуть-чуть долетают до земли далёкие голоса. Только тёплый бульдожка под ногами. Тёмно-синяя пустыня вся в мохнатых светляках: плывут, словно снежные хлопья, задевают по лицу, но не жгутся, – они холодные, как льдинки. Скользят между пальцами, ни одного не поймать… И вдруг с земли знакомый мамин голос:

 

– Тосик, спать…

 

Девочка очнулась. Прощается, целуется, уходит. Она не знает, что она сегодня увидит во сне, – хорошо бы Снежную Королеву, она умная и многое бы Тосе объяснила…

 

Девочка старательно полощет зубки и прислушивается: сверчок опять чирикнул за комодом. Значит, поселился совсем, перебрался из леса на дачу. Бабушка говорит, что это «к счастью». А «счастье» – это когда нет болезней, счастье – это когда разыщут папу, счастье – это когда в срок платят за квартиру…

 

Никто не знает, никто об этом не думает, что на всём южном лукоморье, где стоит дачка с русскими жильцами, – маленькая, тихо спящая девочка Тося – самое совершенное Божье создание. Даже Тосина мама этого не знает. И только бульдожка, глупенький собачий увалень, смутно догадывается: бродит под оконцем за верандой, смотрит на неподвижную белую скамейку и вздыхает.

 

 

 

 

Дневник фокса Микки

 

 

 

 

 

О Зине, о еде, о корове и т. п.

 

 

Моя хозяйка Зина больше похожа на фокса, чем на девочку: визжит, дрыгает, ловит руками мяч (ртом она не умеет) и грызёт сахар, совсем как собачонка. Всё думаю – нет ли у неё хвостика? Ходит она всегда в своих девочкиных попонках; а в ванную комнату меня не пускает, – уж я бы подсмотрел.

 

Вчера она расхвасталась: видишь, Микки, сколько у меня тетрадок. Арифметика – диктовка – сочинения… А вот ты, цуцик несчастный, ни говорить, ни читать, ни писать не умеешь.

 

Гав! Я умею думать, – и это самое главное. Что лучше: думающий фокс или говорящий попугай? Ага!

 

Читать я немножко умею: детские книжки с самыми крупными буквами.

 

Писать… Смейтесь, смейтесь (терпеть не могу, когда люди смеются)! – писать я тоже научился.

 

Правда, пальцы на лапах у меня не загибаются, я ведь не человек и не обезьяна. Но я беру карандаш в рот, наступаю лапой на тетрадку, чтобы она не ёрзала, – и пишу.

 

Сначала буквы были похожи на раздавленных дождевых червяков. Но фоксы гораздо прилежнее девочек. Теперь я пишу не хуже Зины. Вот только не умею точить карандашей. Когда мой иступится, я бегу тихонько в кабинет и тащу со стола отточенные людьми огрызочки.

 

 

* * *

 

Ставлю три звёздочки. Я видал в детских книжках, – когда человек делает прыжок к новой мысли, – он ставит три звёздочки…

 

Что важнее всего в жизни? Еда. Нечего притворяться! У нас полон дом людей. Они разговаривают, читают, плачут, смеются, – а потом садятся есть. Едят утром, едят в полдень, едят вечером. А Зина ест даже ночью: прячет под подушку бисквиты и шоколадки и потихоньку чавкает.

 

Как много они едят! Как долго они едят! Как часто они едят. И говорят ещё, что я обжора…

 

Сунут косточку от телячьей котлетки (котлетку сами съедят!), нальют полблюдца молока – и всё.

Быстрый переход