Я не поняла, как я сюда попала. Я была на концерте и слушала новую симфонию в исполнении оркестра из Заокеанских Земель. Никогда в жизни не слышала более выразительной музыки. Она захватила меня. Мне казалось, что музыка уносит душу из бренного тела в иное пространство. А когда я вернулась, и моя плоть, и мой дух оказались в другом месте — сельской местности небывалой красоты. Там была дорожка, я пошла по ней, и вот…
— А год? — спросил пастор. — В каком году это было?
— Я не понимаю вопроса, пастор.
— В каком году это произошло? Как вы измеряете время?
— В шестьдесят восьмом году Третьего Ренессанса.
— Нет-нет. Я не это имею в виду. В каком году Господа нашего?
— О каком господе вы говорите? В теперешние времена так много господ…
— В каком году от Рождества Христова?
— Христова?
— Да, Иисуса Христа.
— Сэр, я никогда не слышала ни об Иисусе, ни о Христе.
Пастора чуть не хватил удар. Его лицо побагровело, он стал расстегивать воротник, будто ему не хватало воздуха, сделал попытку заговорить, но слова не шли с его уст.
— Мне жаль, если я огорчила вас, — сказала поэтесса. — Я сделала это по незнанию. Простите. Я никогда не обижаю людей по доброй воле.
— Ничего, моя дорогая, — вмешался генерал. — Все дело в том, что наш друг пастор — жертва культурного шока. И он может оказаться не единственным. Ситуация, в которой мы все оказались, совершенно невероятна, но по мере развития событий дело приобретает все же некоторую степень достоверности, хотя боюсь, что большинству из нас принять ее будет трудно.
— Вы хотите сказать, — ответил ему Лэнсинг, — что все мы принадлежим к разным культурам и, может быть, даже к разным мирам?
Удивляясь собственным словам, он вспомнил, как несколько часов назад Энди Сполдинг, играя идеей и явно не веря в ее серьезность, болтал об альтернативных мирах. Теперь Лэнсинг пожалел, что многое пропустил мимо ушей.
— Но мы все говорим по-английски, — сказала Мэри Оуэн, — или, по крайней мере, можем говорить. Сколько языков, Сандра, вы знаете?
— Четырнадцать, — ответила поэтесса. — Правда, некоторые из них не очень хорошо.
— Лэнсинг высказал предположение о том, что все мы из разных культур, — сказал генерал. — Я поздравляю вас, сэр, — очень тонкое наблюдение. Может быть, все и не совсем так, как вы говорите, однако, скорее всего, вы весьма близки к истине. Что же касается языка, на котором мы говорим, то можно сделать даже кое-какие предположения. Мы все принадлежим к одной команде и все говорим по-английски. Но ведь возможны и другие команды? Французская команда, итальянская, греческая, испанская — маленькие группы людей, которые могут взаимодействовать, поскольку говорят на одном языке?
— Чистое словоблудие! — вскричал пастор. — Безумие считать и даже предполагать, что то, о чем вы двое говорите, может оказаться правдой. Это противоречит всему, что известно на земле и на небесах!
— Наши знания о земле и небесах, — ответил генерал раздраженно, — всего лишь капля в море. Мы не можем игнорировать факт нашего пребывания здесь, а способ, каким мы сюда доставлены, выходит за пределы всех наших представлений.
— Я думаю, что сказанное мистером Лэнсингом… — начала Мэри. — Лэнсинг, как вас зовут?
— Мое имя Эдвард.
— Спасибо. Я думаю, что предположение Эдварда романтично и даже фантастично. Но если мы хотим понять, где мы и почему мы здесь, нам придется искать совершенно новые пути рассуждений. |