…Он хотел заглянуть ей в глаза, но она отвернулась, не желая встречаться с ним взглядом и дать ему возможность близко увидеть ее лицо.

Он коснулся ее груди, на удивление твердой и округлой. У женщин ее возраста такой не бывает. Он ласкал Ди, гладил ее спину, упругую шею, пока она не успокоилась и ее отчужденность не прошла. Она снова прижалась к нему всем телом и стала отвечать на его ласки.

«Вот мы и преодолели первый барьер, — думала она, — в следующий раз страсть, вероятно, дойдет до неистовства». И еще она думала: «Боже, как бы я хотела иметь от него детей!» Глаза ее наполнились непрошеными слезами; они катились по щекам, попадали в ухо, капали на подушку. Она старалась сдержать эти беспричинные слезы, но они все лились и лились. Она чувствовала себя виноватой, ее обуревали стыд и боязнь, что она останется в его памяти плаксивой, а потому и глупой женщиной.

— Вспомнила первую любовь? — спросил он осторожно.

— Нет, — коротко ответила она.

— Тогда, значит, вторую?

Она повернулась к нему. Было достаточно светло, и он увидел, что она больше не плачет.

— У меня была только одна любовь, — сказала она уже знакомым ему жестким тоном. — Это довольно мерзкая история.

«Вот оно что», — подумал он и после долгой паузы сказал, будто обращаясь к себе самому:

— В Европе у меня осталась женщина.

— Белая и красивая… — досказала она за него. «Он платит мне тем же», — мелькнула у нее мысль.

— Да, и то и другое верно, — согласился он.

— И, конечно, добрая и образованная.

— Нет. Жадная, эгоистичная, не очень умная и к тому же безнравственная.

— Но вы ее любите, — не унималась она, решив, что должна выяснить все до конца.

— Бессовестная лгунья, для которой нет ничего святого. Чтобы поссорить меня с лучшим другом — ей, видите ли, не нравилась наша дружба, — она соблазнила его, а потом пожаловалась, будто он овладел ею силой. С тех пор мы перестали быть друзьями. Окажись я на его месте, тоже не устоял бы перед нею, но ему не мог простить его слабости.

— И все же вы продолжаете ее любить, — задумчиво повторила она.

— Нет, потому что любовь немыслима без уважения, восхищения, без истинно дружеских чувств.

— Тогда это чисто плотское чувство.

— Да, вначале оно было очень сильно. А потом прошло.

— Зачем вы рассказываете мне все это?

— Чтобы вы знали, что существует кто-то.

— Кого, как вы говорите, вы больше не любите.

— Да.

— И все же вы ее помните, думаете о ней. Почему?

— Потому что десять лет — большой срок. Она стала привычкой.

— И вы вернетесь к своей привычке?

— Да.

— В силу привычки?

— По-видимому, так.

Ди улыбнулась неожиданно весело.

— Я не возражаю, — мягко сказала она. — Нисколечко.

Вдруг она отодвинулась. Он обнял ее за шею и привлек к себе.

— Не надо расстраиваться, — сказал он.

— У вас есть дети? У вас и у вашей привычки?

Оказалось, что нет, и ей сразу стало легче.

— А что, она не хочет?

— Мы (никогда с ней об этом не говорили.

— И даже не думали?

— И не думали.