Нет, конечно, он всегда понимал: мертвые – это бывшие живые, чьи-то друзья, бабушки или дедушки… Но вот недавно ты знал этих людей, твоих маму и папу, любил их, они любили тебя, а теперь – они мертвые, по ту сторону Границы, и вместе с другими мертвецами угрожают живым… Нет, невозможно!

– Ты только не говори об этом никому, хорошо? – просит Ника. – А то, знаешь, думают, что если у меня родители – мертвые, то я какая-нибудь смертница или даже хуже.

Мертвые родители… Он попытался представить мертвых – таких, какими их показывают в кино, но только с лицами мамы и папы… нет, невозможно, нет, нет…

– Дай мне слово, самое-самое страшное слово, – говорит Ника и поворачивается к Лёве: – Жизнью родителей поклянись, что никому не скажешь.

– Клянусь, – говорит Лёва, – жизнью родителей, да.

Как хорошо, что они еще живые, думает он, как хорошо.

5

За стеклом белый снег падает на черные деревья. Несколько снежинок ложатся на оконный откос – и Марине кажется: она видит, как они медленно тают, превращаясь в едва заметные мокрые пятнышки.

Первый октябрьский снег, обещание долгой зимы. Но все равно еще рано доставать лыжи, не пришло время снежных крепостей, скольжения по льду замерзших прудов, упругих снежков, летящих в лица врагов и в вечерние окна друзей: эй, выходи, давай играть! Марина знает: снег не раз растает и снова выпадет, и только потом – зима, мороз, елки сверкают на улицах, на ветках – гирлянды и шары, на верхушке – серебряная звезда, заключенная в круг.

Но это еще не скоро. А сейчас остается смотреть в окно и гадать: дождется ли первый снег конца уроков или сгинет, едва коснувшись земли, как снежинка на откосе окна?

– А Марина Петрова, я вижу, все смотрит в окно, – говорит ДэДэ. – Наверное, она лучше учителя знает тему сегодняшнего урока, не так ли, Петрова?

После той давней истории с катанием по перилам ДэДэ использует любой повод, чтобы прицепиться. Вот теперь нельзя в окно смотреть, здрасьте пожалуйста!

– Нет, – отвечает Марина, – я не знаю темы сегодняшнего урока. Но вы же все равно на доске не пишете, так что я могу и в окно смотреть.

– Хорошо, – говорит географ, – раз я не пишу на доске, то я попрошу кого-нибудь выйти и написать нам, например… пять основных характеристик нечерноземных почв. Это будет… – запустив пальцы в разлохмаченные волосы, он наклоняется над журналом, – это будет…

Класс замирает: никто не знает пяти основных характеристик.

– А, вот Петрова пусть и будет!

Марина поднимается и краем глаза видит, как Ника, раскрыв учебник, показывает обкусанным ногтем нужный абзац. Марина гордо вздергивает голову – все равно не успеет прочитать – и идет к доске. Еще не хватало ей подачек от Ники! Мало того, что Марина из-за нее лишилась соседнего свободного места, так теперь еще и Лёва чуть что начинает: а вот Ника сказала… Ника считает…

Правда, Лёва рассказывает о Нике только Марине с Гошей – конечно, они друзья, дразниться не будут. А остальные, небось, поднимут на смех. Еще бы: самый умный мальчик – а дружит с дурочкой из «пятнашки»!

Пятнашки – дураки, это все знают.

Марина стоит у доски. Хорошо, три из пяти характеристик она помнит, а вот две других придется сочинить. Но меньше тройки по-любому не поставят – ну и достаточно.

Дома на Маринины тройки давно махнули рукой. Мама знает: все равно за четверть выйдут одни четверки, которых как раз и не бывает среди отметок за урок – там сплошь тройки да пятерки.