Но фиг-то! Чуть камеру выключат – Гуля и знать его не хочет.

А может, она на самом деле в меня влюбилась, думает Илья, а нос воротит потому, что стесняется?

Нет, вряд ли. А может, наоборот: он для нее недостаточно взрослый? Гуля, конечно, только на полгода старше, но посмотреть – так уже настоящая девушка, лет семнадцать можно дать, даже восемнадцать. Ей, небось, интересно со студентами – зачем ей десятиклассник?

Хотя при чем тут возраст? Главное – красота.

Илья встает напротив гостиничного зеркала, делает мужественное лицо и напрягает бицепсы. На нем – сатиновые трусы и майка без рукавов, как у спортсмена. Илья стискивает кулаки и становится в боевую стойку.

Эх, здорово!

Вот так бы сфотографироваться – вышло б еще лучше, чем на старой открытке для брата Гоши.

Ну, ничего: вот выйдет «Сын подпольщика» – появятся и новые афиши, и новые открытки. Смонтируют фильм, покажут съемочной группе, Гуля увидит – и поймет, кто тут настоящая звезда!

Жалко, у них не будет в фильме любовной сцены. Илья на той неделе спросил Городецкого, режиссера: почему бы не добавить в сценарий лирическую линию? – а тот ответил, мол, это фильм для детей, там всякие шуры-муры ни к чему.

Вам обоим по фильму, сказал, четырнадцати нет – какие еще поцелуи?

Илья хотел возразить, что действие-то происходит до Проведения Границ, а тогда все было по-другому, но не стал. Кто ж на самом деле знает, что там было, до Проведения?

Конечно, в начале съемок им долго объясняли, какой была жизнь раньше. Велели читать воспоминания старых подпольщиков и пограничников, чтобы лучше войти в роль. Но Илья считает: ерунда все эти воспоминания – и так все понятно.

До Проведения Границ мертвые были за главных. Жили в лучших домах, ездили на машинах, путешествовали. Живые им только прислуживали. А если, скажем, ты был мальчик из мертвой семьи, то любая живая девочка тебе и отказать не могла. Если ты ее, скажем, поцеловать хочешь. Потому что понимала – кто здесь главный.

Хорошо было быть мертвым. И, главное, живые не рыпались даже. Понимали: со временем сами мертвыми станут, тогда и отыграются. Да и слугой у мертвых тоже клево было быть: мертвые ведь могли слуг с собой в путешествие брать. Границы-то тогда не было – отправляйся куда хочешь, не то что сейчас. Много где можно было побывать.

Скажем, клево было бы попасть туда, где древние мертвые живут. Там, небось, до сих пор все полуголые ходят, и мужчины, и женщины. Вот бы посмотреть!

Говорят, мертвые так кино и снимают: хотят про пиратов – находят область, где мертвые пираты, хотят про мушкетеров – тоже пожалуйста. Ни декораций не надо, ни массовки – не то что у нас. Вот для «Сына подпольщика» в Приморске целую улицу в старом городе огородили, убрали с фасадов звезды, повесили старые вывески на мертвых языках. Типа как будто до Проведения так все и выглядело. Там и снимают. Привезут старую мертвую машину, поставят у тротуара, будто она только что подъехала, Гуля оттуда выходит, поднимается по лестнице, платье вокруг ног плещет, каблуки по ступенькам цокают, помреж кричит «снято!». А потом машину к другому подъезду отбуксируют, ручки на дверь другие привинтят, фонари заменят – и теперь это авто начальника полиции. Никита Сергеевич в белом мундире выходит из здания – сабля на боку болтается, завитые усы как две антенны, – плюхается на заднее сидение, говорит шоферу: поехали! – и опять «снято!».

Илья знает: потом машину поставят в павильоне на платформу, будут трясти, будто она едет, а улицу сзади при монтаже наложат.