– Ну вот и хорошо. Ложись спать. Там в углу осталось немного сена.

Мальчик снова увидел клочок ночного неба. Шаги старика замерли во дворе, и опять наступила тишина.

Утром, когда прибыл священник, он увидел кучку бледных, испуганных людей, толпившихся вокруг старика и удивленно глядевших на его работу. Старик, держа в одной руке молоток, а в другой гвозди, неторопливо возился с тележкой Дэйви.

Священник остолбенел.

– Прекрати это! – закричал он. – Во имя господа прекрати!

Старик повернулся к нему. В его глазах светилась старческая хитрость.

– Вчера я свалял дурака, – сказал он. – Я приделал только четыре колеса. Но сегодня я умнее. Сейчас я приделаю еще два, и она поедет вдвое быстрее.

…Они сожгли ящик точно так, как предсказал старик, а его увели с собою. В полдень мальчик, о котором все позабыли, с трудом оторвал глаза от поднявшегося за селом столба дыма и спрятал лицо в ладонях.

– Я запомню, дедушка, – сказал он. – Я запомню. Единственное зло – это страх. Я…

Слезы не дали ему кончить.

Будьте естественны!

Фотограф сделал шаг вперед. Его напряженная поза напоминала стойку акробата перед захватывающим прыжком. С ловкостью фокусника он поднес руку к крышке объектива.

– Сейчас вылетит птичка! – пробормотал Ральф.

– Тихо! – шикнула на него новобрачная.

Фотограф продолжал оставаться в той же позе, пока не почувствовал, что контролирует ситуацию. Должна же прийти какая‑то награда за всю нервозность и нелепость, которые царили в студии. По собственному опыту фотограф знал, что способности шоумена в сочетании с серьезностью владельца похоронного бюро должны в конце концов дать нужный эффект. Он подождал, пока фривольная атмосфера уляжется, затем произнес:

– Улыбнитесь, пожалуйста! – и его пальцы сжали объектив.

– Зачем? – спросил Ральф.

Фотограф холодно посмотрел на него:

– Так принято.

– Знаю, – сказал Ральф, – поэтому я и интересуюсь – зачем?

Если фотограф и вздохнул, то сделал это незаметно. В конце концов фотографироваться приходят все – большие и маленькие, знаменитости и тупицы, гении и сумасшедшие. А это значит, что к каждому из них можно найти свой подход. Как правило, помогает демонстрация профессиональных знаний.

– Вы будете смотреться лучше. Вот так, мадам, замечательно! Держите улыбку. Сэр, замрите, пожалуйста.

Но, к сожалению, Ральф решил вернуться к разговору, пока Летти надевала плащ и поправляла шляпку на голове.

– И вы действительно считаете, что так мы будем выглядеть лучше?

– Конечно, – раздраженно ответил фотограф, – люди не желают видеть угрюмые физиономии на стенах своих жилищ. Думаю, вы бы тоже не захотели.

– Все равно, – упорствовал Ральф, – где вы видели старые семейные портреты, с ухмылкой взирающие сверху вниз на своих потомков? Почему же вкусы так изменились – если они вообще менялись?

Фотограф вынул пластинку из кассеты и разобрал штатив.

– Я даю людям то, чего им хочется, и за это получаю свои деньги, – сухо сказал он.

Намек на то, что следует сменить тему разговора, был достаточно прозрачен, но Ральф не обратил на него внимания.

– Все‑таки мне непонятно, почему вы не фотографируете людей такими, какими они выглядят в жизни, – упрямо возразил он. – Гораздо интереснее видеть истинное лицо, чем созерцать безликие портреты со штампованными улыбками.

Мистер и миссис Плэттин были последними посетителями в конце тяжелого рабочего дня.