Изменить размер шрифта - +
Наша студентка очень любила своего деда. Ещё в детстве она, бывало, рассудительно говорила:

– Люди бывают разные: злые, очень злые, равнодушные и хорошие, которые добрые.

Её спрашивали:

– Настенька, а кто такие, по-твоему, равнодушные?

И она отвечала:

– А такие, ни не злые и не добрые. Они просто никого не любят. Им всё равно, нравятся они людям или нет. Как есть, так и будет. Это плохо. Людей надо любить.

– Значит, ты всех людей любишь? Даже злых?

Настенька вздыхала, морща лоб, и говорила:

– Нет, злых я не люблю, но мне их жалко. Ведь они злые потому, что у них что-то плохо получается. Или они не понимают других. Тогда ничего не поделаешь – приходится драться. Дедушка воевал с очень злыми людьми – фашистами. Он даже убивал их, потому что фашисты не понимали, что нельзя убивать других людей. Но когда им самим стало плохо, когда их победили, то многие из них в плену оказались добрыми весёлыми людьми. Так рассказывал дедушка.

Девочке задавали вопрос:

– А кого же ты считаешь добрыми?

Настенька подробно отвечала, как понимала сама:

– Добрые те, кто всех любят. Вот моя мама любит меня. Папа любит меня и маму. Дедушка любит папу, маму, меня и всех моих друзей. Он никого никогда не прогоняет, ни на кого не сердится, и все его любят. Он самый-самый добрый.

Так говорила маленькая девочка. Она выросла и по-прежнему любила деда больше всех на свете. Когда ему делали операцию на лёгком – вырезали поражённый участок, и нужна была донорская кровь, то Настенька, бывшая к тому времени ученицей десятого класса, заявила, что её кровь самая подходящая. Кровь и в самом деле подошла, и после выздоровления деда внучка гордо говорила всем:

– У моего деда моя молодая кровь течёт в жилах, а во мне его боевая.

Дед часто рассказывал о трудных военных буднях солдата. Не специально, а когда к слову приходилось, рассказывал. Посидеть просто, послушать истории бывалого человека в наши дни молодежи некогда. Столько у них дел: собрания, заседания, репетиции, походы – им не до стариков. Вон он сколько раз предлагал внучке зайти к нему, как он говорил, на работу не посидеть за столиком, а только глянуть, где он работает да что за люди приходят.

– Это тебе будет полезно, – уговаривал дед. – Разные люди у нас бывают. Целая энциклопедия жизни. И как они меняются! Входят такие чопорные, чистенькие, вежливые, а выходят порой такими, что смотреть тошно. Что выпивка делает? Глянь одним глазком и больше не захочешь.

Но Настенька всё отказывалась, резонно объясняя:

– Ну, чего я туда пойду? Вдруг учительницу встречу или ещё кого – что подумают? Да и времени нет на пустые хождения.

А тут вот на тебе, сама прибежала.

– Неужели ты у нас поесть хочешь? – удивился дед. – Ой, да ты в вечернем платье, – продолжал он, изумлённо наблюдая, как его любимица расстёгивает свой лёгкий плащ, стряхивая движением плеч капли воды и раскрывая тёмно-синее шифоновое платье.

– Дедусь, что значит поесть? Дома что ли ничего нет?

Девушка остановилась, видимо, не решаясь сразу сказать самое главное. Гранат опять заалел на щеках и она, выпустив из рук края так и не снятого плаща, подняла ладони к лицу, чтобы попытаться скрыть огонь, и сумочка, висевшая на руке, слегка подскочила, задержавшись у локтя.

– Просто меня ждут здесь, то есть должны ждать, – поправилась она. – Только, дедусь, я ведь не знаю, где всё это у вас и как. И, может, он ещё не пришёл.

Дед, видя смущение внучки и поняв, наконец, ситуацию, засуетился, рассуждая вслух, сыпля словами и ища в то же время правильное решение:

– Ага, ну да, ну да.

Быстрый переход